Рассказы
Шрифт:
– Только не я, благочестивый мастер Пигснорт!
– заверил его человек в очках.
– Мне бы и в голову не пришло, что ты способен на подобную глупость.
– И ты прав, - продолжал купец, - так вот, могу признаться, что этого Великого карбункула я и в глаза не видел, но если он сверкает даже в сто раз слабее, чем говорят люди, и тогда он наверняка будет стоить дороже лучшего из алмазов Великого Могола, а тот оценивают в неслыханную сумму. Вот я и собираюсь погрузить Великий карбункул на корабль и пуститься с ним в Англию или Францию, в Испанию или Италию, хоть к самим язычникам, если провидению будет угодно услать меня туда. Одним словом, я продам камень тому из земных царей, кто даст мне за него самую высокую цену, чтобы он мог поместить его в свою
– Найдется, низменный скупец!
– вскричал поэт.
– Ужели ты не жаждешь ничего, кроме злата, если намерился превратить этот лучезарный светоч в такой же презренный прах, как тот, в котором ты имеешь обыкновение валяться? Я же, укрыв драгоценность под плащом, устремлюсь обратно в свою мансарду, в самый темный переулок Лондона. Там день и ночь я стану созерцать сокровище. Душа моя будет упиваться его сиянием, оно напоит мой мозг и ярко заиграет в каждой строчке стихов, которые выйдут из-под моего пера. А когда я покину сей мир, блеск Великого карбункула еще долгие годы будет озарять мое имя!
– Неплохо сказано, господин поэт!
– воскликнул все тот же джентльмен в очках.
– Укроешь под плащом, говоришь? Но он же будет светить сквозь дыры, и тебя примут за ходячий фонарь!
– Подумать только!
– с негодованием проговорил лорд де Вир, обращаясь скорее к самому себе, чем к окружающим, так как даже самого почтенного из них он считал недостойным своего внимания.
– Да как смеет этот несчастный оборванец мечтать о том, чтобы унести карбункул в свою жалкую конуру на Грэбб-стрит! Разве я не пришел уже к мысли, что на земле нет более подходящего украшения для парадного зала в моем родовом замке? Там суждено ему сиять из века в век, превращая день в ночь и озаряя старинные доспехи, знамена и гербы, украшающие стену, и поддерживать славу героев во всем ее блеске! Усилия всех искателей потому оказались тщетными, что камень этот суждено найти мне - и никому другому, и я сделаю его символом величия нашего славного рода. Даже в короне Белых гор Великий карбункул никогда не занимал места столь почетного, какое предназначено для него в замке де Виров!
– Благородная мысль, - произнес циник с подобострастной усмешкой, однако осмелюсь заметить, что этот камень мог бы стать отличным погребальным светильником и куда ярче озарил бы славу ваших предков в родовом склепе, чем в замке.
– Нет, постойте, - вступил в разговор Мэтью, молодой простолюдин, не выпускавший руку своей жены, - мне кажется, господин неплохо решил, как распорядиться блестящим камнем. Мы с Хэнной надумали поступить так же.
– Как это так?
– воскликнул лорд, не веря своим ушам.
– Да разве у тебя есть замок, где ты мог бы его поместить?
– Замка у нас, правда, нет, - ответил Мэтью, - но зато есть домик, самый уютный в округе Хрустальных гор. Надо вам сказать, друзья, что мы с Хэнной поженились неделю назад и сразу взялись искать Великий карбункул, потому что в длинные зимние вечера свет его очень пригодится, и нам приятно будет показывать такую диковинку соседям, когда они вздумают навестить нас. Он станет сиять на весь дом, так что в любом углу хоть иголки собирай, а окна будут светиться так ярко, словно в очаге пылают крепкие сосновые коряги. А как чудесно проснуться ночью и увидеть в его свете друг друга!
Путники улыбнулись наивным мечтам юной четы, предполагающей подобным образом распорядиться этим удивительным и бесценным сокровищем, хотя украсить им свой дворец не погнушался бы любой из могущественных монархов. А лицо человека в очках, который и раньше награждал каждого из рассказчиков презрительной миной, на этот раз перекосила такая злобная усмешка, что Мэтью с некоторой обидой спросил его, как же он сам собирается поступить с Великим карбункулом.
– Великий карбункул!
– повторил циник с невыразимым презрением.
– Да будет тебе известно, дружище, что такого камня вообще нет в rerum Naturae[*Природе вещей (лат)]. Я прошел три тысячи миль и готов облазить каждую вершину в этих горах и сунуть свой нос во все расселины с единственной целью доказать всем, кто не такой осел, каким был я, что все россказни о Великом карбункуле - чепуха!
Пустыми и тщеславными были побуждения, которые привели в Хрустальные горы большинство из этих путников, но ни у кого из них они не были столь пусты, тщеславны, да и столь нечестивы, как у обладателя огромных очков. Он был одним из тех злополучных, ничтожных людей, устремляющих помыслы свои не к небесам, а к мраку, которые, дай им только возможность потушить огни, зажженные для нас господом, сочли бы непроглядную ночь, в которую они ввергли мир, своей величайшей заслугой.
Пока циник говорил, многие из его слушателей с удивлением заметили вдруг отблеск какого-то красноватого сияния, которое странным светом, непохожим на свет от их костра, озарило огромные вершины окрестных гор, и каменистое ложе бурного потока, и стволы, и черные сучья деревьев. Путники ожидали услышать раскаты грома и, не услышав их, были рады, что гроза прошла стороной. Но вот звездное небо - этот циферблат природы - указало сидевшим у огня, что пора отойти ко сну и от созерцания пылающих поленьев перейти к грезам о блеске Великого карбункула.
Юная чета расположилась на ночлег в самом дальнем углу шалаша и отгородилась от остальных искусно сплетенным из веток занавесом, который мог бы в раю свисать гирляндами вокруг брачного ложа Евы. Скромная молодая женщина сплела этот ковер, пока остальные разговаривали. Она и ее муж заснули, нежно держась за руки, и пробудились от снов о неземном сиянии, чтобы встретить еще более ясный блеск в глазах друг друга. Они проснулись в одно время, и одинаково счастливая улыбка озарила их лица, становясь все лучезарнее по мере того, как они возвращались к жизни и любви. Не понимая, где они находятся, Хэнна выглянула в щель зеленого занавеса и обнаружила, что хижина пуста.
– Вставай, Мэтью, дорогой!
– воскликнула она поспешно.
– Все остальные уже ушли. Вставай сейчас же, а то не видать нам Великого карбункула.
И правда, эта скромная и наивная пара так мало представляла себе невероятную стоимость заманившего их сюда сокровища, что мирно проспала всю ночь, пока вершины гор не заискрились под лучами солнца, а между тем остальные путники всю ночь метались, мучимые бессонницей, а если и засыпали, то карабкались во сне по обрывам, и, едва забрезжил рассвет, отправились претворять свои сны в действительность. А Мэтью и Хэнна, освеженные безмятежным сном, были легки, как молодые олени, и лишь на минуту задержались, чтобы прочитать молитву, умыться студеной водой Амонусака и перекусить, прежде чем начать восхождение. Взбираясь по крутому склону, они черпали силы и поддержку друг в друге и являли собой трогательный символ супружеской любви. После ряда мелких злоключений, вроде порванной юбки, потерянного башмака и запутавшихся в ветках волос Хэнны, они достигли верхней границы леса, откуда им предстоял более опасный путь. До сих пор бесчисленные стволы и густая листва скрывали от них окружающий мир, почему они не задумывались об опасности, но теперь они содрогнулись при виде уходящего вверх необозримого царства ветра, голых скал, теряющихся в облаках, и беспощадно палящего солнца. Не решаясь довериться этой огромной, безжалостной пустыне, они взглянули на оставшуюся позади мрачную громаду леса, и им захотелось снова укрыться в его густой чаще.
– Ну что, пойдем дальше?
– спросил Мэтью и обнял Хэнну за талию, чтобы подбодрить ее и самому обрести уверенность, почувствовав жену рядом с собой.
Но несмотря на всю свою скромность, его молоденькая жена, как и всякая женщина, питала страсть к драгоценностям и не могла отказаться от мысли завладеть самым прекрасным камнем в мире, даже если это было сопряжено с опасностями.
– Давай поднимемся еще немного, - прошептала она и боязливо взглянула на пустынное небо.
– Тогда идем, - ответил Мэтью, собрав все свое мужество, и потянул ее за собой, ибо она снова оробела, едва к нему вернулась храбрость.