Рассказы
Шрифт:
– И днем. Только при солнце звезд не видать.
Малыш замигал.
– Смотри, - продолжал мальчик.
– Вот здесь семь звезд. Будто ковшик. Это Большая Медведица...
– Медведица?
– Да.
– Мальчик нетерпеливо поморщился.
– Ты что, никогда не слыхал?
Малыш склонил к плечу голову.
– Это звезды?
– он показал пальцем на меловые точки.
– Ну... да, - осторожно сказал мальчик.
– Нет.
– Малыш энергично замотал головой.
– Такие не надо. Нарисуй с лучиками.
– С какими лучиками?
– Вот с такими!
– И малыш нарисовал в воздухе пятиконечную звезду. Большие.
Мальчик опустил руку с мелом и отвернулся к окну.
– Такие не бывают.
– Нарисуй, - тихо попросил малыш.
– Большие, все не влезут, - не оборачиваясь, ответил мальчик.
– Ну все равно. Немного влезут.
– Они будут не настоящие.
– Сам обещал...
– с трудом проговорил малыш.
Мальчик наконец взглянул на него. Тень козырька теперь не падала на лицо малыша, и в темных влажных глазах плавали отражения трамвайных лампочек.
Словно искорки обиды.
Мальчик вздохнул. Он знал, что такое обида.
– Ладно, - сказал он.
Погромыхивал, дребезжал, звенел полупустой вечерний трамвай. Останавливался и бежал дальше. Входили и выходили пассажиры. А на скамейке, где сидели двое мальчишек - маленький и постарше, - тихо совершалось чудо: черный зонт превращался в сказочное небо.
Мальчик рисовал большие белые звезды: пятиконечные, восьмиконечные, десятиконечные. Они складывались в созвездия, каких не знал ни один астроном. Малыш сидел, приткнувшись к плечу мальчика, и не шевелился. Рот у него был приоткрыт, и нижняя губа повисла маленьким розовым полумесяцем. Не открывая взгляда от звезд, малыш вынул из сапог ноги в коричневых чулках, поставил пятки на скамейку и обнял колени. Так было удобнее. А покинутые сапоги качались, толкали друг друга, И широкие голенища с красной подкладкой были похожи на большие, удивленно открытые рты. Сапоги не могли понять, что там происходит.
На самом краю сиденья нетерпеливо звякал забытый бидон. Вагон потряхивало, и казалось, что кто-то маленький и любопытный прыгает в бидоне, подбивает головой крышку и хочет выглянуть: в чем там дело?
Мальчик рисовал быстро и умело. Сначала это было нелегко: мел плохо приставал к влажному полотну. Но мальчик приспособился. Рисовал контуры, а потом легкими частыми штрихами плотно закрашивал звезду.
– Слушай, - вдруг спохватился он. Только сейчас спохватился.
– А дома тебе не влетит?
– Нет! Не влетит.
Глаза малыша сияли. Разве могло влететь за такую красоту!
– А ты можешь еще луну?
– радостным шепотом спросил он.
– Вот здесь...
– Круглую или месяц?
– Круглую... и месяц. Можно?
– Ну нет, - отрубил мальчик.
– Так уж совсем не бывает.
– Ну, тогда круглую.
Мальчик нарисовал большое белое полнолуние, и матерчатое небо стало еще удивительнее.
– И ракету, - попросил малыш.
Ракета получилась похожей на морковь, с пушистым хвостиком ботвы, но малыш был доволен. Он поднял над собой зонт и завертел ручку. Ракета помчалась по краю маленького неба, а звезды и луна закружились в сказочном хороводе...
– Ой!
– сказал мальчик.
– Эх ты!
– и схватил за руку малыша. Небо остановилось.
– Ты знаешь, где мы едем? Где твой магазин?
Небо качнулось.
Малыш прыгнул в сапоги. Глаза его были теперь совсем круглые и рот сделался похожим на букву "о".
– Не вздумай реветь, - сказал мальчик.
Ну что с ним было делать, с этим малышом? Нельзя же так - подарить человеку звезды, а потом его бросить.
– Ладно, никуда не денется твоя сметана.
И они поехали назад, отыскали магазин, купили сметану и снова пошли на остановку - ждать трамвая. Ждали долго, стояли под одним зонтом. Капли дождя стали реже и крупнее. Они дробно колотили по зонту.
Лучи фонарей отражались от мокрого асфальта и высвечивали под зонтом колючие белые звезды и луну.
Мальчик сошел с тротуара, чтобы взглянуть, не показалось ли за деревьями огоньки трамвая.
Куда ты? Стой под нашим небом, - обеспокоенно сказал малыш.
А когда уже подходил трамвай, он спохватился:
– Я забыл бросить три копейки!
Он забыл опустить в кассу три копейки и оторвать билет, когда ехал в трамвае. И никто не напомнил - трамвай был без кондуктора.
– Ерунда, - успокоил мальчик.
– Сейчас поедешь и бросишь два раза. Это ведь все равно.
– Это ведь все равно, конечно, - повторил малыш.
Мальчик помог ему взобраться на площадку вагона. Помог и пошел с остановки.
Малыш хотел махнуть ему рукой. Но как? В одной руке был зонт, в другой - посудина со сметаной. И он просто смотрел вслед большому доброму мальчишке, который подарил ему такое удивительное небо.
Проводив малыша, мальчик вернулся в магазин. Когда мальчик первый раз уходил отсюда, ему показалось, что у порогаблеснула трехкопеечная монета. Он почему-то постеснялся поднять ее при малыше. А три копейки были нужны: ехать зайцем больше не хотелось, противно. И мальчик вернулся.
Монетки у порога не было. Мальчик хотел выйти на улицу, но там в это время рванул ветер и дождь приударил так, что асфальт будто закипел.
Это было слишком даже для промокшего насквозь мальчишки. Он остановился в тамбуре - в проходе, решил переждать неожиданный дождевой шквал. Прислонился к узкой стенке, чтобы не мешать людям, которые торопливо забегали в магазин, спасаясь от потоков.
Лишь один человек не спешил. Это была довольно грузная тетя в прозрачном плаще с капюшоном. Она вошла, заполнив собой тамбур, и остановилась, шумно дыша. В руке у нее была тугая кошелка, сплетенная из цветных пластмассовых полосок. Они весело блестели в свете тамбурного плафона. Сверху из кошелки торчали, как зеленые фазаньи хвосты, пучки лука.
Спешили мимо люди, задевали эти хвосты, кошелка дернулась, и мокрые перья лука мазнули мальчика по штанам.
Владелица кошелки повернула к мальчику большое набрякшее лицо. У нее были красные, как у гусыни, глазки.
– Это еще зачем?
– Она выбросила слова такой скороговоркой, что получилось непонятно: "Эт-ще-зчем?" - Эт-ще-зчем?
– повторила она и машинально сжала в круглом кулаке плетеные ручки кошелки.
– Чево тут надо? Чево стоишь-то?
– Какое ваше дело?
– сказал мальчик.