Рассказы
Шрифт:
Каждую неделю, в среду, в семь вечера, на отрядной линейке Сережа и Вовка выбивают торжественный марш, двигаясь навстречу знаменной группе. Потом они разворачиваются и выводят знаменосцев и ассистентов на правый фланг. Отточены движения, отмерены шаги, палочки будто сами собой скачут в дробном ритме. Другое дело, когда идешь впереди отряда по городу. Шагай да не сбивайся! За тобой сорок человек, и вся улица смотрит на тебя.
Серёжа вспомнил Ригу. Странный, так и не узнанный до конца город. Высокие башни с флюгерами и мачты парусных баркентин. По старинным улицам шагали к памятнику Ленину отряды, которые съехались на слет юных моряков. И Серёжа шагал впереди. Летел вдоль улиц пасмурный ветер, полоскал знамя, взмахивал флажками на трубах горнистов. И далеко разносил стук Серёжкиного барабана. Барабан стучал лихо и задорно. Отряд тогда впервые оказался у настоящего моря...
Серёжа подошел к стеллажу и снял с полки альбом с фотографиями рижской операции. Вот плавбаза морклуба, на которой жили ребята. Вот немецкая бриган тина "Вильгельм Пикк" - были на ней в гостях. Вот катерный тральщик "Румб", на котором выходили в море... А вот сам Серёжа - в шеренге, вместе с другими ребятами. Это утренняя линейка на палубе плавбазы.
Серёжа грыз колпачок шариковой ручки и разглядывал снимок. За спинами ребят видна была покрытая рябью Даугава, старинные башни на том берегу, небо в серых облаках. Крейсерская яхта с приземистой каюткой, накренившись, бежит мимо большого сухогруза "Витя Хоменко"...
Серёжа хорошо помнил эти ранние линейки. Погода стояла свежая, и ребята поеживались в строю. Вот и на снимке видно: Валерка Садовскии втянул голову в плечи, а у Юрки Сараева лицо такое жалостливое, будто сейчас слезы побегут. Он вообще такой - часто обижается.
Серёжа усмехнулся и на Юркиных щеках нарисовал слезинки.
Он тут же испугался. Тут же подумал: "Что это я, с ума сошел? Испортил зачем-то..." Он сразу же вспомнил, что снимок этот - единственный, негатив не сохранился. Альбом ребята листают часто, особенно новички. Сегодня же увидят, как Серёжка изукрасил фотографию.
А кто узнает, что Серёжка?
Это была не очень-то хорошая мысль, противная какая-то, но он представил, какую нахлобучку получит от Кэпа, и поежился.
Кэпом звали десятиклассника Сергея Семенова, капитана флагманской яхты, заместителя командира флотилии. Кэп суров был и требователен. Его побаивались. Впрочем, если случалось что-нибудь серьезное, Семенов никогда не ругал виноватого, ничего не решал сгоряча. Всегда разбирался, что и почему. Но всякое мелкое разгильдяйство и глупые поступки он не переносил. Он считал, что как раз из-за глупых мелочей случаются большие беды, и часто рассказывал, как его яхта вылетела на камни, потому что на стаксель-шкоте был неправильно завязан узел (потом двое суток чинились).
Когда Кэп увидит чернильные слезы на снимке, он начнет рвать и метать, потому что поступок Серёжки совершенно глуп и непонятен. Серёжка даже не сможет объяснить, зачем это сделал. Лучше не рисковать.
Серёжа медленно, почти против воли, снова взял ручку и добавил еще два штриха: на своем собственном лице нарисовал усики. Кто теперь его заподозрит? Ведь умный человек не станет портить свой портрет.
Сережа зажмурился и захлопнул альбом. Было чертовски неприятно...
А потом все случилось быстро. Будто во сне. Новый вахтенный стал искать список дежурств, начал перетряхивать альбом, увидел испорченную фотографию, разозлился и отказался принимать вахту. Позвонил Семенову.
Кэп сказал:
– Докатились. И велел собрать отряд.
Собрали. Пришел "командор" - Валерий. Узнал. в чем дело, и сказал привычную фразу:
– С такой жизнью не соскучишься.
Потом спросил:
– Кто валял дурака? Делать было нечего, что ли? У кого это руки чесались?
Отряд молчал.
– Люди,- сказал Валерий уже встревоженно,- вы что? Ну сделал кто-то глупость, так пусть уж скажет. Ну нельзя же так, это уже и трусость, и обман, и шут его знает, что еще получается. Ведь мы же никогда не врали друг другу.
Самое простое дело было встать сейчас и сказать "я". Ну отругали бы, и все. Но Серёжку будто веревками привязали к стулу.
– Может, кто из посторонних начеркал?
– сказал Мишка Данько.
– Посторонних целую неделю в кают-компании не было, - сердито сказал Сергей Семенов.
– А фотография еще позавчера была чистая, я помню.
– Ребята, давайте кончим этот разговор, - попросил Валерий. Есть ведь простой выход. Поднимите руки, кто дает честное пионерское, что фотографию не портил.
С облегчением (действительно, как все просто) вскинули ребята руки.
Поднял руку и Серёжа.
Что он думал в этот момент? Пожалуй, так: "Все равно никто не знает. А раз не знает, этого будто и не было. Ну что хорошего случится, если признаюсь? Ведь снимок лучше не станет, значит, все равно пользы никакой никому. А я с этих пор никогда-никогда не буду больше нарушать слово, врать не буду и дурацких вещей таких делать не буду тоже..."
Потом он увидел очень удивленные, обиженные какие-то глаза Владьки Стрельцова и услышал, как он спрашивает: - Ну зачем ты? Я же у окна стоял, я же видел. Зачем ты так врешь?
Ух как тихо и тошно стало кругом...
И в этой тишине Сергей Семенов хмуро сказал:
– Встань... штурман Коноплёв. Рассказывай.
Он рассказал. Сбивчиво, но подробно.
– Зачем ты все это сделал?
– спросил Семенов.
Серёжка молчал. Если бы он знал - зачем!
– Бестолочь, - сказала семиклассница Ольга Сватова.
– И трус. Из-за такой глупости из пионеров вылетишь.
– Ну уж!
– вскинулся спорщик Валерка Садовский.
– Из-за какой-то фотографии - сразу из пионеров!
– Ну и глупый же ты, Садовский, - сказал Мишка Данько.
– При чем здесь фотография?
– Жалко же человека, - проворчал Садовский.
– Вот если бы тебе так пришлось...
– И меня бы выгнали. А что еще можно сделать? Хоть десять раз жалко...
– Когда из пионеров исключают, должен совет дружины утверждать, - напомнила Ольга.
– Да не утвердит совет, - капризно сказал маленький кругловатый Павлик Локтев , по прозвищу Бритый Ёжик.
– Почему это не утвердит?