Рассказы
Шрифт:
– Подумай, – медленно отозвался Крысолов.
Косые лучи заходящего солнца осветили верхушки сосен. По колену Гая взбиралась зеленая меховая гусеница; захлопали чьи-то крылья.
– Мне простятся эти слова? – спросил Гай шепотом.
– Уже простились. За сегодняшний день тебе многое… ну, пойдем. Там ждут тебя твои животные…
Солнце село. Свечки сосен погасли; синица вспорхнула и полетела в лес.
– Где они теперь? – тихо спросил Гай.
– Не задавай глупых вопросов. Это знание не для тебя.
– Я не понимаю одного…
– Ты не одного – ты многого не понимаешь… Вставай, не сиди, время, время, поехали…
Крысолов уже шел к машине; Гай беспомощно проговорил ему в спину:
– Но ведь если… это было со мной, и если… срок их наказания прошел, заклятие снято… то и я тоже должен был… с ними? уйти?…
Крысолов остановился. Медленно оглянулся через плечо:
– Ты и правда в этом что-то понимаешь?.. Фольклорист… Не ешь меня глазами, ничего нового не увидишь. Вставай, пойдем.
Гай поднялся.
– Так… да или нет?..
Крысолов вздохнул. Пробормотал с видимой неохотой:
– Да. По закону – должен.
– Значит…
– Молчи. Ни слова. Считай, что один твой знакомый взял тебя на поруки.
Когда машина, выехав из леса, выбралась на накатанную Рыжую Трассу, сумерки уже сгустились.
– Тебя не хватились? – поинтересовался Крысолов.
Он по-прежнему сидел рядом с Гаем, выставив локоть в окно.
– Рано еще… – неуверенно пробормотал Гай. И включил фары. До фермы оставался от силы час пути.
– Смотри, луна всходит… – Крысолов удовлетворенно улыбался. Над горизонтом поднимался красно-желтый тяжелый диск.
– Полнолуние… – Гай не то удивился, а не то и задумался.
– Ты же специалист, – подмигнул Крысолов. – Полнолуние, да…
Гай молчал. Ему слишком много хотелось сказать и о многом спросить, но он молчал, почти полчаса, пока Крысолов не тронул его за плечо:
– Останови… Здесь я выйду.
Машина остановилась; дверцы распахнулись одновременно с двух сторон. Гай молча подошел к флейтисту.
– Смотри, – Крысолов указал в сторону, где, еле видимые в сумерках, стояли у дороги несколько сухих деревьев. – Знаешь легенду… про этих?
Темные массивные фигуры, нависающие над рощей и над дорогой, простирали изломанные ветки к луне. Гай неуверенно улыбнулся:
– Их зовут… «молящимися». Так их зовут…
– Да, – кивнул Крысолов. – Это были люди, могучее, сильное племя. В один прекрасный день оно отказалось поклоняться лесному богу и обратилось к Небу. Но Небо было высоко, а лесной бог жил среди них, он разгневался и сказал: «Вечно вы будете молить Небо о пощаде, но Небо не услышит вас». Тогда они вросли в землю и с тех самых пор протягивают руки в молитве, а Небо глухо… Вот так, Гай. Я прощаюсь с тобой. Ничего не бойся – все будет хорошо. Счастливого пути.
Он повернулся и пошел в темноту, легко и бесшумно, залитый светом луны; Гай стоял и смотрел ему вслед, потому машинально сунул руку в карман – рука коснулась камушка из стен Горелой Башни.
– Подождите! – крикнул Гай и кинулся догонять.
Уходящий обернулся; в свете луны Гай увидел, что он улыбается.
– Я хотел сказать… – Гай перевел дыхание. Он не знал, что говорить. А говорить мучительно хотелось, а Крысолов ждал, улыбаясь, и Гай наконец-то выдавил еле слышное:
– Я… благодарен. Прощайте.
– До свидания, – Крысолов снова блеснул белыми зубами.
– Можно спросить?
– Конечно.
– А может быть, Небо их все-таки услышит?
Оба посмотрели туда, где с отчаянной мольбой тянулись к небу сухие ветки.
– Кто знает, – ответил Крысолов. – Кто знает.
Вне
И тогда лабиринт коридоров оборвался, и они влетели в огромный, пыльный, заваленный рухлядью зал; прямо перед ними оказалась чья-то широкая спина, и Щек замер, изо всех сил прижимая к себе Дану.
Прямо вслед за ними в зал влетел начальник стражи в сопровождении озверелой шестерки автоматчиков; увидев широкую спину, все семеро тихо выстроились вдоль стены.
– Это кто же такой доблестный, – пробормотал Бог, не оборачиваясь, – какой же такой надежный страж не умеет остановить и урезонить мальчика и девочку?
Автоматчики молчали. Начальник стражи вытер ладонью мокрый лоб:
– Это не девочка. Это берегиня, Господи, в нее фиг попадешь.
Бог наконец обернулся; на узком столике перед ним помещалась объемная, многоэтажная, страшно сложная игра.
Автоматчики вытянулись в струнку, а начальник стражи, наоборот, присел. Не верилось, что вся эта свора еще пять минут назад исходила жаждой убийства.
– Берегиня, – сказал Бог, оглядев Дану. – Берегиня и пастушок, его взгляд уперся в Щека, и тот сразу понял, отчего присел начальник стражи.
Бог вытащил из нагрудного кармана измятую пачку сигарет. Из недр захламленного зала печально и длинно пробили часы.
– Значит, так, – сказал Бог, с сожалением втягивая в себя жидкий серый дымок. – Если мальчик и берегиня все же прорвались, то следует соблюсти справедливость. Как тебя зовут, я забыл?
– Щек, – сказал Щек непослушным языком.
– Опять Щек, – Бог усмехнулся чему-то, понятному ему одному. – Хорошо. Чего ты хочешь?
– Свободы, – сказал Щек увереннее. – Я свободный человек. Я хочу наружу. А если.
Он готов был произнести сейчас самые страшные клятвы и самые нелепые угрозы, привести самые убедительные доводы в защиту своего права – однако речь его оборвали на корню.
– Да, – сказал Бог. – Очень хорошо. Может быть, ты неправильно понял, но никто не собирается тебя удерживать, Щек. Де. то есть берегиня с тобой?