Рассказы
Шрифт:
Опаньки… а он вне сети.
У него же телефон отключен!
Тем временем Мажор начинает полет. Он громко верещит, голосок у него как у четырнадцатилетнего пацана во время спермотоксикоза — писклявый и противно-ломающийся басок. Во время подъема он поджимает колени и очень сильно шатается. Пацаны отпускают его после первого же захода, но ему и этого вполне достаточно. Он тяжело дышит, словно пробежал только что стометровку, и озирается по сторонам.
— Вадик, а чего ты телефон отключил? — спрашиваю я. Мажор не любит, когда его называют Мажором, он постоянно всем пытается
— Я не отключил. — Мажор хихикает и грозит мне пальцем, мол, не поведусь на твою подколку. О, как он сейчас похож на педика!
— Тебе Кабан дозвониться не мог. — говорю я и Мажор смотрит на Кубу.
Тот кивает головой и Мажор ему верит — Куба принципиально никогда никого не разыгрывает. И не любит, когда разыгрывают его.
Мажор достает свой телефон и смотрит на него.
— Включен! — бросает он нам.
Я начинаю набирать его номер. Через несколько секунд слышу в динамике, что вызываемый абонент либо вне сети, либо отключился.
Но телефон Мажора действительно включен.
И я звоню оператору своей сети.
За что мне нравится мой провайдер — за то, что я могу позвонить оператору, загрузить его тупыми вопросами и ни копейки за это не заплатить.
— … добрый вечер.
Приятный голос. Я тащусь.
— Здрасьте. Вы мне скажите, вот у меня такая проблема… — начинаю я говорить в гробовой тишине. Пацаны слушают меня, улыбаются, но молчат. — …я звоню на телефон, хозяин которого находится со мной в одной комнате. А мне говорят, что телефон отключен, либо вне сети. У него включен телефон.
— …
Что говорит девушка-оператор, я не слышу, потому что пацаны дружно начинают ржать, а Мул с готовым бурбулятором подходит ко мне и кричит в ухо:
— Скажи ей еще, что ты пятнадцать минут назад накурился в драбадан!…
Малой подносит к ямке с анашой зажженую спичку, а я отхожу в сторону, чтобы оператор не услышала хохот пацанов.
Хотя она все равно все слышит. И слова Мула она слышала.
— Простите, что вы говорили? — спрашиваю я, еле сдерживая позывы смеха. Меня прет, а в голове вертится почему-то одна мысль: не сломать бы по накурке флип от телефона.
— Где вы находитесь? — терпеливо переспрашивает оператор.
— Здесь. — говорю я и смеюсь в микрофон.
— Где, конкретнее? — спрашивает оператор.
Господи, откуда у них столько терпения?
— Да вот, в доме… — я убираю в сторону трубку и хохочу во все горло.
И пацаны вторят мне.
— Я не могу дозвониться, вы понимаете? — отдышавшись, я опять начинаю ездить девушке по ушам. — Мы находимся в одной комнате и я не могу дозвониться.
— А нахрена ты звонишь человеку, если ты находишься с ним в одной комнате?
Она что, оборзела?! Что она себе позволяет?!
Стоп! Это не она! Это Мул. Он протягивает мне бурбулятор и интересуется еще раз:
— Нахрен ты ему звонишь? Ты что, обкурился?
И тут новая мысль приходит мне в голову — раскочегаренное
Из-за глупых приколов.
Я чутко прислушиваюсь к динамику телефона — на том конце тишина. Оператор ждет, когда я скажу еще что-нибудь.
Или звонит в ФСБ… мол, наркотики, все дела… запеленгуют..
Нет! Бред!
— Извините… — проговариваю я в трубку сквозь смех и захлопываю флип.
Хватаю бурбулятор и присасываюсь к дырке.
Чтобы кайф был на все сто!
…
Мы в игровухе. Контр-Страйк, вечно неработающие наушники и неясные блики на экранах мониторов… Стреляют в меня, я тоже, кажется, стреляю… в кого-то…
Полутемный бар. Пиво, сигареты, девки. Кто-то сидит у меня на коленях и ерзает… не помню…
Куба, капающий себе в глаза «Нафтизин»…
Мул, сыпящий под нижнюю губу нацвай…
Машина, мы едем… Куда — не знаю. Зачем — не знаю. Меня тошнит. Видно, много пива. Чьи-то тонкие пальцы лезут мне за пазуху, слегка поцарапывая длинными ногтями грудь. Женские духи прочно обосновались в ноздрях, в моих руках упругая грудь… не помню…
И темнота…
Слышу голос из прекрасного далеко
Голос утренний в серебряной росе
Слышу голос и манящая дорога
Кружит голову, как в детстве карусель
Кто-то сказал, что счастье нельзя построить даже на одной слезинке ребенка. А если ребенок сам его себе строит? Для себя. Веря в те слова, которые ему когда-то сказали: «Если будешь счастлив ты, то будут счастливы те, кто тебя окружают». Он хотел быть счастливым. Он готов был плакать долго-долго, лишь бы стать им и сделать счастливыми других. Потом пропало это желание, еще позже он понял, что счастья нет, что бы там не пел Грув. Надо просто жить. И он жил. Наплевав на всё. С одной лишь надеждой — что завтрашний день не окажется хуже, чем сегодняшний. Хотя бы не хуже.
нет ничего впереди
в прошлом тоже тоска
видишь, одеколон
сладким стал, как мускат
Утро врывается в мой сон протяжным звуком будильника.
Времени мало — за полчаса я должен успеть умыться, одеться, позавтракать и добежать до работы. Мне нехорошо, но еще больше меня начинает мутить, когда я вижу тело, лежащее со мной рядом в одной постели. Засаленые волосы, оплывшая косметика на некрасивом лице, начинающая дряблеть кожа… Она спит и во сне чему-то улыбается. Я пытаюсь вспомнить, где я ее подобрал. В «Шалмане»? В игровухе? Черт, не помню. Вообще не помню вчерашний день. У меня не похмелье, я еще, кажется, до сих пор пьяный. Что? Куда? Кто?