Рассказы
Шрифт:
— Маленький принц каменных джунглей. Посвящение памяти Антуана де Сент-Экзюпери. Он жил один. Внутри постиндустриального общества, основанного на огромных потоках информации, он был никому не нужным юнитом и его мучило осознание того, что если бы его не стало, никто, ни один человек не заметил бы этого. Он часто сидел на подоконнике у себя в квартире и смотрел на проезжающие мимо по дорогам машины и поезда, на байты и электроны, несущиеся по проводам, на идущих и летящих людей… Он знал, что может остановить это, но боялся того, что мир погибнет и он останется один. Ему хотелось другого. Одиночество мучило его, ему нужна была ОНА и неважно, была бы ОНА человеком или нет.
Я смотрю на телефон и вижу, что время диктофона закончилось. Давно, недавно, я не знаю. Проверю потом. Осматриваюсь в надежде на то, что кто-то слышал мой рассказ и даст ему свою оценку: Куба стоит перед Джа на коленях. В одной руке у него бутылочка с таблетками, другой он то ли вытирает пот со лба, то ли совершает некий молитвенный ритуал. Мул задрал Насте платье и гладит рукой ее бедра, Мишаня закинул голову вверх и… Мул!
Настя обнимает Мула одной рукой, второй расстегивает ему штаны. Смотрю на эту картину, разинув рот и не верю своим глазам. Мул, скотина, это же моя девушка… вроде как моя. Вот мерзавец!
Я отомщу. Я знаю, как. Ползу на коленях к чемодану и вытаскиваю оттуда другую бутылочку. Что здесь? Мескалин? Экстази? Здесь то, что вызовет Силу, которая зажжет свет в конце тоннеля, как когда-то сказал Тимоти Лири. Или он говорил это про ЛСД?
Голова начинает кружиться в тот момент, когда я кладу на ладонь две таблетки. Страха нет, но все-таки я одну таблетку бросаю обратно в бутылку, а другую быстро кладу в рот и глотаю, пока мне не станет страшно. Внезапно комната начинает приобретать совершенно другие очертания — она, словно в фантастическом фильме, начинает то расширяться, то сужаться. Стены колышутся в такт музыке, доносящейся неизвестно откуда. Куба так же продолжает стоять на коленях, но теперь на нем ослепительно-черная ряса с накинутым на голову капюшоном. Полы рясы развеваются на ветру, которого я не чувствую. Кто он? Служитель темных сил, преграда на моем пути к концу тоннеля? Или он будет моим проводником? Нашим проводником. Ведь в тоннеле я не один. Куда идти? Где все? Где?!
Паника увеличивается с каждой секундой, внезапно я понимаю, что в комнате никого нет, кроме меня и нескольких кукол, имитирующих поведение моих друзей. Зачем это? Неужели они ушли без меня? Как?!
Подползаю к Кубе и дотрагиваюсь до его плеча. Куба вздрагивает и резко поворачивается. Смотрит на меня двумя автомобильными фарами и моргает. Что он хочет мне сказать? Предупредить о том, что впереди ждут менты? Просит, чтобы я выключил дальний свет? О, господи! Он показывает мне, что его слепит свет, который впереди. Ну, конечно! Мне надо идти за ним!
А рядом слышен голос Мишани, с выражением, похожим на заунывную молитву, декламирующего:
— … я никогда не думал, что над нами
проложен
и судеб наших чудные узоры
усыпаны их белыми снегами…
— Куба, пойдем вперед! — прошу я его и Кабан машет головой.
— Вперед, Веня, только вперед! — и он тянет мне пузырек. Достаю одну таблетку, кидаю взгляд на Кубу и достаю вторую. Надо сразу взять много, чтобы потом был шанс дойти.
Глотаю таблетки и растягиваюсь на полу. Я готов. Слышишь, Куба, я готов! Куда идти?
Еще хватает сил, чтобы повернуть голову и посмотреть на Мула и Настю. А Мула нет. Есть только Настя, она лежит на животе, подперев голову руками и свесив большой розовый язык почти до пола. По языку то и дело пробегают небольшие электрические разряды и в эти моменты Настя блаженно щурится. Но где же все-таки Мул? Неужели он превратился в этого мохнатого медвежонка, лежащего рядом с Настей? Бедный, бедный Мул. Наверняка, он пошел на поводу у своей разгулявшейся фантазии и в какой-то момент переступил границу реальности, став тем, кого создало его сознание.
— … и мы идем туда, куда смотрели
последние беспечные два года
туда, где алогичная природа
зажжет нам яркий свет в конце тоннеля…
Два необычных существа заходят в комнату. У обоих человеческие лица и в этих лицах я узнаю Толстого и Карена. У последнего по голове стекает смола и испаряется в воздухе. Оба какие-то нереальные — полупрозрачные матовые силуэты, что-то говорящие на незнакомом мне языке. Толстый садится возле чемоданчика и говорит, но что говорит, я понять не могу.
— Это… наше… — пытаюсь я ему объяснить. — …мы идем к свету… пойдемте с нами… пойдемте…
Сквозь набор бессмысленных звуков прорывается знакомое слово, которое произносит Карен:
— …психи…
— Карен… идем с нами… — я подползаю к ним и сую им в руки папку с ЛСД. Карен берет папку и в этот момент стены комнаты начинают медленно сдивгаться. Я смотрю наверх и с ужасом понимаю, что потолок тоже опускается. Я смотрю на Карена и неожиданно осознаю, что я понимаю, о чем он говорит.
— … придурки, вас уже ищут. Пока еще не знают, но вас найдут, и тогда вам крышка. Вам сваливать из города надо, это уже не шутки.
— Карен, осторожно! — кричу я ему, когда вижу, что от опускающегося потолка до головы Карена осталась пара сантиметров. Карен качает головой и капельки смолы падают с головы на землю.
— Веня, ты соображаешь, что вы натворили?! — орет мне в ухо Толстый, но голос Мишани звучит громче:
— … они плюют на наши лица
стреляют в спину из воздушки
и вместе с нами пьют из кружки
и с нами жаждут веселиться…
Карен зло ругается и подходит к Мулу. Его не смущает то, что Мул выглядит совсем не так, как обычно. Карен трясет его за плечо и орет ему в ухо:
— Вставай, Мул! Вставай!
Карен не видит, а я вижу, как Толстый раскрывает папку и достает оттуда промокашку. Вижу и мне становится радостнее. Ведь чем больше нас будет, тем больше шансов, что хотя бы один из нас дойдет.