Рассказы
Шрифт:
ничего там не нашел. Мы перевернули вверх дном полмастерской, пока наконец Валерка не нашел зажигалку, а потом оказалось, что у Оксаны застряла змейка на туфле и надо было спичкой протолкнуть ее.
Тогда мы и познакомились, пока втроем чинили ее туфельку. Жалко, что она отказалась от чашки кофе или чая, но мы… мы не обиделись. Мы понимали, что работа есть работа.
Нет, мы никогда не обсуждали, чем она занимается. Это было табу. Не знаю, как Валерка с Ромой, а я отгонял от себя даже мысли об этом. Хотя… почему отгонял? Эти мысли никогда и не возникали.
Для
способностей к сочинительству.
А у Валерки были. Он писал стихи, я сам видел. Как-то днем, когда он ушел в соседний магазин, я зашел в раздевалку и увидел листок с ручкой, лежащие на его шкафчике. Любопытство взяло верх над порядочностью и я взял листок. Все стихотворение я не запомнил, но эти строчки, написанные торопливым почерком на клочке серой бумаги, врезались мне в память:
Спасибо, что вернула к жизни
И показала свет вдали
Тебя запомню навсегда отныне
Как символ Веры, и Надежды, и Любви.
Там было еще что-то про тусклость будней и прекрасные минуты созерцанья, про мечты, ради которых стоит жить… Стихотворение, конечно, было неуклюжим, но оно в точности передавало всё то, что мы испытывали при виде девушки.
Наверное, такие чувства ощущал бедняк из сказки, глядя на прекрасную дочь своего хозяина. Это было робкое восхищение, смешаное с глубоким уважением и какой-то безнадежной мальчишеской влюбленностью.
Может, и Рома что-то писал, не знаю. Он по натуре был более скрытен, чем Валерка. Впрочем, это было неважно. Важно было то, что думали мы одинаково и на следующий день после того, как Оксана зашла к нам в мастерскую, мы все
пришли в новой одежде. Не в буквальном смысле, конечно, новой. Просто одежда была парадно-выходная и первое время было как-то непривычно видеть Валерку в костюме или Рому в красивом вязаном свитере и черных, почти не ношеных джинсах.
В остальном мало что поменялось, но в наших разговорах почти прекратилась матершина и мы перестали вспоминать темы "кто, кого и когда трахнул", на которые мы беседовали в процессе работы.
В течении почти двух месяцев Оксана каждый день появлялась без пяти или без десяти семь, своим появлением показывая, что рабочий день у нас подошел к концу.
Вчера "на окне" — так я прозвал эту традицию — был Рома. Сегодня был Валерка, а завтра должен был быть я.
Но на следующий день у нас появился новенький. Белобрысый розовощекий парень лет двадцати пяти вошел в мастерскую и спросил Рому.
Я кивком головы показал на бригадира и парень подошел к нему, на ходу доставая из кармана куртки какой-то листок.
Рома взял бумажку, пробежал ее глазами и кивнул головой:
— Хорошо. Твое место будет вон там, — он протянул руку в сторону пустого столика, стоявшего в углу комнаты. — приступать можешь сейчас. Вот Валера, он скажет тебе, что надо делать.
Парень откашлялся и заявил:
— У меня пока работа есть. Игорь Николаевич сейчас свой телевизор привезет, буду его делать.
Игорь Николаевич был нашим главным начальником. У него было три мастерских по ремонту бытовой техники и если он доверил новенькому ремонт своего телевизора, значит этот парень хороший спец. А так как Рома уже вскользь упоминал, что вроде одну мастерскую закрыли на ремонт, то вполне возможно, этот паренек оттуда.
Так и оказалось. Владик — так звали новенького — оказался человеком разговорчивым и сразу же поведал нам, что он с Кировского, их мастерскую закрыли на ремонт, его напарника перевели на Островского, а Владика направили к нам. Он вообще много говорил. За несколько часов работы мы узнали, что он отслужил в армии, сейчас учится на заочном в радиоэлектронном институте, живет один… он нам, наверное, всю свою биографию рассказал.
Сначала он мне показался неплохим парнем, но без пяти семь это мнение резко поменялось.
— Пора по домам. — громко сказал Рома, глядя на меня.
Я все понял и, встав, быстро пошел в раздевалку. Меня догнал возглас Владика:
— Вот это телка!
Я застыл на месте, как вкопаный, но затем, вспомнив, что Владик новенький, пересилил себя и пошел переодеться.
Следом с каменными лицами зашли Валерка с Ромой и Владик, который, кажется, уже забыл про девушку.
Я сидел за столом и смотрел на нее. В свете фонаря она была особенно красива: стройная, миниатюрная, в короткой юбочке, не скрывавшей красивые ноги, обтянутые ажурными чулками. Когда она слегка поворачивала голову, казалось, что золотой водопад струится по ее плечам.
Сзади меня кто-то остановился и хмыкнул; у меня не было никаких сомнений, что это новенький, Владик. Ни Валерка, ни Роман такого бы себе не позволили; я замер в предчувствие того, что он скажет что-то плохое.
Но я ошибся.
— Ладно, я пошел. До завтра. — сказал Владик и вышел из мастерской.
Я увидел в окно, как он появился на улице, остановился и прикурил сигарету. От меня не укрылось то, что пока он прикуривал, он исподлобья разглядывал Оксану… мое воображение дорисовало сальную улыбку и похотливый взгляд
Вадика, что вызвало у меня какое-то чувство ревности и злости. Но тут возле девушки остановилась машина — кажется, "фольксваген" — и через полминуты Оксаны уже не было.
Ушел и Владик, а я остался сидеть и смотреть на улицу с проносящимися по дороге машинами и спешащими куда-то прохожими, пока не почувствовал на своем плече чью-то руку.
— Ну что, до дому, до хаты? — произнес стоящий сзади Рома.
— Да, пошли… — я встал со стула и бросил последний взгляд в окно.
Несколько дней Владик ничего не говорил про девушку, словно чувствуя ту атмосферу, которая создавалась каждый раз при ее появлении, однако я заметил, что он наблюдал за ней. Наблюдал каким-то нехорошим взглядом. Не злым, нет,