Рассказы
Шрифт:
лет. За тебя!
И всё?!
Бокал я сую в кучу чисто автоматически и даже не видя направления — взгляд не может оторваться от груди. Я понимаю, что это неприлично — так вот пялиться на грудь — но ничего не могу поделать.
Требуется приличное усилие воли, чтобы я смог оторваться и сесть на место.
Опять вилки и ножи стучат по тарелкам.
И молчание. Настолько гнетущее, что мне даже становится не по себе. Но и я молчу, я тоже занят, пожирая довольно большой кусок курицы и мне наплевать на то, что окружающие люди больше напоминают продукцию
Звонок раздается неожиданно — многие даже вздрагивают. Я тоже.
Инга встает из-за стола и выходит из зала. До нас доносятся приглушенные возгласы, потом Инга возвращается, а за ней в зал заходят два клоуна.
Нет, я не ошибся — это действительно клоуны. Два восемнадцатилетних юнца с длинными волосами и мордами, изуродованными пирсингом. Тот, что стоит впереди, держит в руке мятый полиэтиленовый пакет с какими-то конфетами и робко улыбается. Второй, кажется, обдолбленый — он еле стоит на ногах и мне кажется, что он ничего не видит сквозь узенькие щелочки прикрытых глаз.
Тип с конфетами подходит к столу и здоровается. На его приветствие отвечают не все, но ему явно пофигу. Он лезет рукой в кулек и достает горсть конфет. Обходит стол и кладет рядом с каждым сидящим по две штучки. Заканчивается раздача на мне и тип присаживается рядом. Его дружок продолжает стоять в проходе, пока Инга не берет его за руку и ведет за стол.
— Знакомьтесь, это Игорь и Гена, мои друзья. — громко говорит она, усадив
типа напротив меня, как раз рядом с Верой.
— Я Гена. — слышен голос и я даже сразу не соображаю, что это говорит этот, обдолбленый.
— А что означают конфеты? — спрашивает Вован.
— У меня сегодня несчастье, — произносит Игорь, сидящий рядом. — у меня
сегодня дедушка умер. Это помянуть.
Вован хочет еще что-то сказать, но слова застревают у него в глотке и он
умолкает, открыв рот. Толстяк многозначительно покашливает, Марина фыркает…
Никаких комментариев, все молчат. Инга выходит из зала и через полминуты возвращается, держа в руках две бутылки водки и бутылку вина. Черт! Дедушку, конечно, жалко, но большое спасибо ему, раз уж благодаря ему мы сегодня выпьем.
Толстяк распечатывает бутылку водки — моя стопка уже стоит перед ним. В таких делах я могу быть оперативным.
Водку пьют не все — из девушек только Вера. Маша, к моему сожалению, не собирается пить даже вино. Она цедит остатки шампанского и на уговоры Мишани не поддается. Я уже убедился, что если даже у нее и есть парень, то здесь его нет — и я всерьез намерен раскрутить эту девочку с распутным шалым взглядом и роскошными частями тела.
Мой сосед слева сует мне свой бокал.
— Вино? — спрашиваю я.
— Да нет, я, пожалуй, водочки. — он говорит, немного стесняясь, будто
просит не водку, а что-то оригинальное. Я демонстративно ставлю его бокал на место и беру стопку.
— Ты тару перепутал. — с этими словами я передаю его стопку толстяку.
Вован тем временем разливает вино. Я смотрю на Гену — тот сидит за столом и тупо смотрит в свою пустую тарелку. Его прёт со страшной силой, он ничего не слышит и не видит, он даже не обращает внимания на вопрос своей соседки насчет выпивки.
Со своего места встает Марина — она пытается что-то сказать, но Вован
тихо просит ее подождать, пока не будет налито у всех. Марина садится и
тут опять выдает прикол мой сосед.
Как только стопка с водкой оказывается перед ним, он встает и произносит:
— Ребята, я понимаю, что сегодня праздник… я от всей души присоединяюсь
ко всем поздравлениям… я что хочу сказать…
Он волнуется и запинается, но все его внимательно слушают, кроме Марины, которая изобразила на своем лице высокомерное презрение. Она явно злится, что ей не дали сказать слово, но…
— … я тоже желаю нашей имениннице счастья… но у меня такое предложение… давайте помянем моего дедушку Анатолия Германовича. Он умер сегодня утром после тяжелой…
Больше его никто не слушает. Я смотрю на Ингу — она хорошо владеет собой. Лишь губы чуть-чуть подрагивают, но она пытается улыбаться и смотрит на уже поднявшуюся Марину.
— Ингочка, дорогая… — начинает она, бросая уничижающий взгляд в сторону моего соседа. — Не будем в этот день говорить о плохом. Сегодня особенный день, в этот день ты появилась на свет, в этот день когда-то давно мир стал больше еще на одного человечка — маленького и несмышленого. Этот человечек со временем превратился в красивую девушку и те, первые дни, они уже забылись. Когда человечек сказал свое первое слово, сделал свой первый шаг, он…
Игорь тихо всхлипывает — я немного скашиваю глаза и вижу, как у него
подрагивает рука со стопкой. Перевожу взгляд на Гену — тот до сих пор не
поменял позу.
— … поднимаю этот бокал за твои первые дни, за твои первые шаги, за
все, что еще будет у тебя первым, которое должно быть только прекрасным и удивительным.
Опять звон и вскрики "С днем рождения". Я тянусь к общей куче, стукаюсь с кем-то, ища в хитросплетении рук бокал с шампанским — кажется, уже единственным за этим столом. Вот и он — я чокаюсь с ним и мимоходом провожу указательным пальцем по изящным наманикюренным пальчикам Маши. Она бросает на меня заинтересованный взгляд, который, впрочем, сразу же отводит
в сторону. Ничего. Подождем окончания застолья.
Я залпом выпиваю водку и закусываю соленым огурчиком. Сажусь на место и слышу, как Игорь тихо произносит "Царствие небесное", после чего тоже выпивает свою порцию. Он вообще не закусывает и я все больше начинаю подозревать, что он ненормальный.
Я едва успеваю положить себе отбивную, как слышу, что толстяк опять
начинает разливать водку. Теперь он ведет себя более раскованно — в процессе разливания он отпускает более-менее вольные шуточки по адресу сидящих рядом с ним девушек, чуть громче смеется. Странно, он ведь выпил всего ничего. Я передаю ему свою стопку…