Рассказы
Шрифт:
— …Но вот как я все это себе представляю. Вместо того клоунского типа для вашей "разрядки смехом" мы вводим обходительный тип "гражданина мира". Такой сюжетный поворот. Вот это смог бы провернуть, гм, по-настоящему великий продюсер-режиссер. Вот это я понимаю. Возьмем, к примеру… да, покажите-ка мне, где там в сценарии говорится о…
Джонни материализовался на тихой улочке в нескольких шагах от двери своего дома. Чувствовал он только тяжесть и усталость. Солнце все еще висело высоко над крышами старых зданий; около 2.30 —
Джонни прислонился к перилам и стал ждать. Ну конечно — вот улицу переходит Мэри Финиган; волосы ее распущены, а под глазами темные круги.
— Иди домой, Мэри, — сказал ей Джонни.
Девушка изумилась:
— А что случилось — разве его здесь нет? То есть Герцог звонил мне — сказал, что он у тебя.
— Да, и у него там топорик, — заметил Джонни. — Я правду говорю. Он собирался убить тебя в моей квартире моим же туристским топориком. На нем отпечатки моих пальцев.
Когда она ушла, Джонни завернул за угол и вошел в вестибюль. Герцог стоял там, запустив руку в почтовый ящик Джонни. Обернувшись, он выругался, а рука его машинально выдернула из ящика пухлый конверт.
— Джонни, какого черта ты тут делаешь?
— Я раздумал ехать.
Герцог прислонился к стене, ухмыляясь.
— Что ж, каждая новая встреча дает маленькое представление о воскресении. Вот так так! — Он взглянул на конверт у себя в руке, будто только что его заметил. — Так, интересно, и что же тут такое?
— Сам знаешь что, — беззлобно проговорил Джонни. — Пятьдесят баксов, которые мне должен Тед Эдварде. Именно они и навели тебя на мысль, когда Тед сказал тебе, что отправит долг по почте. Затем подкатило то дельце с Мэри, и ты, наверное, подумал, что сам Бог дает тебе такую возможность.
Глаза Герцога сузились, а взгляд его стал жестким.
— Так ты и про это знаешь? Да? И что же ты собирался тут делать? Не скажешь ли старому приятелю?
— Ничего, — ответил Джонни. — Просто отдай мне расписку, и будем считать, что все улажено.
Герцог выудил из кармана сложенный листок бумаги и отдал его
Джонни. Явно не в своей тарелке, он все заглядывал Джонни в глаза.
— Ну-ну. Порядок, да?
Джонни кивнул и направился к лестнице.
— Значит, порядок, — сказал Герцог. Он стоял, подбоченясь, и качал головой. — Да, Джонни, мальчик мой, ну ты и артист! Джонни бросил на него быстрый взгляд.
— Ты тоже, — заверил он.
НОЧЬ ОБМАНА
Пер. с англ. М.К. Кондратьев
Голые холмы мрачно нависли над городом. Был ранний вечер, и ветер вяло пробирался по обширным пустырям. Где-то во тьме застрекотал сверчок, за ним другой. По длинным извилистым улочкам стали загораться фонари, подобные тусклым колдовским огням. Они заливали декоративные фасады волшебным светом, наполняли пустые окна и пыльные безмолвные
На тротуар, крутя усыпанной блестками юбкой, выбежала женщина.
Стройная фигурка в золотисто-кремовых одеяниях, бледность ее лица и золото волос в точности соответствовали наряду.
— Кен! — позвала она. — Сюда, Кен!
Вдали из-под аркады появился мужчина. Худощавый и гибкий, при ходьбе он раскачивался, как боксер.
— Лорна! Мы живы, а их нет!
Ее смех так и заструился к нему:
— Конечно! Ведь это здорово!
Размашистыми шагами он подошел к ней.
— А где Мюррей? И Луиза?
— Здесь!
— Здесь!
Перед их глазами тут же возник коренастый мужчина, смеющийся и румяный, а затем и женщина в переливающемся небесно-голубом платье. Они встретились в середине длинной улицы, мужчины обменялись рукопожатиями и похлопали друг друга по плечу, а женщины обнялись.
— Мы живы, а захватчиков нет!
— Они отчалили — обратно к Арктуру!
— Забыли про нас!
— Мы живы!
В фиолетовом свете их лица сияли торжеством — блестели глаза и сверкали зубы. Женщина по имени Луиза тряхнула темными волосами, а ноги ее заплясали под музыку.
— Вот здорово… не могу стоять на месте… я должна танцевать!
Она схватила за руки Мюррея и затянула его в искрометную польку — круг за кругом под музыку, а двое других хохотали и под конец завопили в один голос:
— Ох, Мюррей… Посмотрел бы ты на себя!
— Ни разу, — выдохнул коренастый, вытирая лицо пестрым платком, — ни разу в жизни я так не плясал!
Все вдруг умолкли; музыка утонула в безмолвии, и лишь неторопливый ветер одиноко бродил по улицам.
— Вперед! — воскликнул Мюррей. — В эту ночь мы должны веселиться — у нас есть куда пойти и есть чем заняться, друзья мои!
Огонь фонтаном хлестал из шпиля церкви, алые искры разносились по ветру. Каждый залитый светом карниз извивался, точно голубой червь.
Римские свечи с шелестом поднимались над городом. В воздух взлетали ракеты — чтобы взорваться среди безмолвных звезд, падая и пропадая в небе.
— К сторожевой башне! — крикнула Лорна.
— Между прочим, и в винный погребок! — подхватил Мюррей. Смех полетел вдаль по тихому городку.
Они взобрались к лязгающему подъемнику внизу лестницы.
— Я был величайшим в мире ученым, — заявил Мюррей, глядя поверх крыш.
— А я — величайшей певицей, — сказала Лорна.
— А я — лучшим боксером.
— А я — самой дорогой шлюхой.
— И вот мы четверо… — начал Мюррей, и безмолвие окутало их.
Окружавшая весь город пустыня была мрачна и безлюдна.
— За нас! — выкрикнула Луиза, поднимая бокал.
— За нас! — И они выпили, стоя высоко над крышами, а угрюмый ветер ворошил их волосы.
— Почему именно мы, четверо? — шепотом спросила Лорна у Кена.
–