Рассказы
Шрифт:
— Караул! Загрызли! — отскочив в сторону и споткнувшись, закричал Петя.
В комнате сейчас же раздался чей-то повелительный голос, медведь нехотя отошел от двери, а в коридор вышел тот самый дрессировщик, которого искал Петя.
— Ты что кричишь? Кого тебе нужно? — спросил он.
— Ва-ас… ну-у-жно… — прерывающимся от испуга голосом проговорил Петя.
— Меня? — удивился артист. — Ну так входи.
Петя покосился на дверь и спросил:
— А разве здесь… нельзя?
— Я тороплюсь, скоро начнется представление. А медвежонка ты не бойся, он не тронет.
— Да
— Ничего, заходи, — любезно пригласил дрессировщик.
Петя нехотя вошел в комнату и встал у двери.
— Так о чем же ты хочешь поговорить со мной? — спросил дрессировщик, садясь перед огромным зеркалом.
— Мне хочется научиться дрессировать тигров, чтобы вот как вы… Ой! — вскрикнул вдруг Петя и попятился: он увидел, что медведь снова зашевелился.
— Нянька, лежать! — приказал артист и, сдерживая улыбку, спросил Петю: — Значит, хочешь быть дрессировщиком? А ты не боишься, что тигры могут наброситься на тебя?
— Так ведь вы расскажете мне, как их приручить… может, даже…
— Ну что ж, — согласился артист, и Петя от радости чуть не шагнул в сторону медведя, но вовремя удержался. — Рассказать, конечно, можно. Но только не теперь. В каникулы я очень занят. Мы играем два представления в день. А кроме того, я обещал побывать в нескольких школах. Так что зайди ко мне лучше после каникул. — И артист протянул Пете руку.
В таких случаях ничего, конечно, не остается, как пожать руку и сказать «до свидания». Петя так и сделал.
Из цирка он пошел за Валериком пешком. Торопиться теперь было некуда, да и не хотелось. Очевидно, у Пети был очень хмурый и недовольный вид, потому что Оля, посмотрев на него, даже не стала ни о чем спрашивать: и так было ясно, что на лыжных соревнованиях он не отличился.
Но зато Валерик не заметил ничего. Он весь был еще под впечатлением новогоднего праздника и по дороге домой болтал без умолку. Он рассказал Пете, как изображал страшного дядьку Черномора, как ему дали зажечь бенгальский огонь и как он выиграл картонную шапочку, потому что отгадал загадку про салют. Когда все новости были пересказаны, Валерик немного помолчал, а потом, собравшись с духом, выпалил:
— Ты, Петя, только не сердись, но завтра и даже послезавтра я не смогу строить с тобой снежную крепость: назавтра меня пригласил к себе Юрик из второго «Б», а послезавтра Оля обещала взять меня со своим классом в типографию. Мы будем смотреть, как печатают книги.
В ответ Петя радостно хлопнул Валерика по плечу. Вот это действительно повезло! Оказывается, Валерка совсем не такой уж надоедливый! Петя даже признался ему:
— А у меня, брат, в эти дни как раз тоже есть одно дело, так что не беспокойся.
Придя домой, Петя достал свой «Каникулярный дневник» и записал: «Завтра ровно в двенадцать ноль-ноль я должен подняться на Алмазную гору и совершить спуск с Запретного склона».
Утром, натренировав Валерика отпирать и запирать тяжелый висячий замок, Петя отдал ему ключи от комнаты, взял лыжи и в половине двенадцатого вышел со двора. Он прошел немного по шоссе, потом свернул в сторону маминой фабрики и заскользил по уже проложенной кем-то лыжне. Вскоре Петя вышел на окраину города и очутился на краю поля. Впереди поднималась большая, словно вылитая из сахара, гора. Эта гора называлась Гольцовским перевалом. Сразу за ней был поселок Гольцовка. Но Петя прозвал эту гору Алмазной. В морозный день ее снежная макушка загоралась такими ослепительными вспышками, что действительно очень походила на большой алмаз. Пройдя еще немного, Петя остановился, чтобы полюбоваться удивительной игрой солнца и снега.
Зимой гольцовские ребята устраивали с этой горы катанье на лыжах и санках. Но был у горы один слишком отвесный склон, с которого могли съехать очень немногие. Еще до каникул Петя как-то позвал сюда Сережу, но тот не пошел: на школьном дворе тоже была большая гора, а кататься с Запретного склона он все равно не собирался. Сережа так и назвал склон «Запретным», совсем как учитель физкультуры. Вот тогда Петя и решил во что бы то ни стало научиться за каникулы съезжать с этой крутизны.
Подъехав к горе, Петя увидел двух незнакомых мальчиков с самодельными санками. Заметив, что Петя направился к отвесному склону, мальчики бросили санки и побежали поглядеть на смельчака.
— Неужели решил съехать? — спросил паренек в больших синих варежках.
Петя посмотрел на него и, задорно подмигнув, взмахнул палками.
— Здорово катается! — восхищенно произнес тот же парнишка, следя, как ловко перескакивает Петя через снежные овражки и сугробы. Вот он взлетел на один, на другой, пожалуй самый высокий, и вдруг, смешно вскинув руки, исчез.
— Не устоял, — огорчился второй мальчик, поменьше.
Друзья переглянулись и бросились к Пете. Он стоял около сугроба с обломком лыжи в руках.
— Зачем же ты с этого склона поехал, раз маневрировать не умеешь? — сердито спросил мальчик в синих варежках. — Тут старшеклассники и те без инструктора не катаются. Соображать надо, что делаешь!
— Будет тебе, — укоризненно нахмурил брови его товарищ. — У человека неприятность, а ты еще ругаешь его, — и, потянув приятеля за рукав, пошел к оставленным санкам.
Петя отыскал в снегу палки, поднял поломанную лыжу и направился домой. Оставаться на горе было уже незачем.
«Экая досада! — размышлял он дорогой. — Все тренировки теперь сорвались».
Больше у Пети в «Каникулярном дневнике» не было записано ничего. Но не сидеть же в каникулы сложа руки? И вдруг Петя даже подпрыгнул от радости. Новое занятие было найдено!
Утром, как только Валерик ушел на экскурсию в типографию, Петя взял со стола две котлеты, оставшиеся от завтрака, выманил в коридор соседского фокстерьера Ластика и, упрятав его под шубу, вышел с ним во двор.
— Если уж с тиграми ничего не получилось, научу хоть тебя через канавы прыгать, — сказал Петя Ластику и потащил его к большой яме, расположенной в конце двора. Тут Петя дал Ластику понюхать одну из котлет, потом обошел яму и положил котлету с другого края. Но не успел Петя оглянуться, как Ластик уже проглотил приманку. Оказывается, он шел вслед за Петей. Тогда Петя отломил кусок от второй котлеты и, бросив его через яму, крикнул строгим голосом: