Рассказы
Шрифт:
найдя нужный снимок, сделанный на вчерашней прогулке, стал сравнивать его с
оригиналом. Сомнений не было – за ночь Золотые ворота развернулись на сто восемьдесят
градусов, и правое стало левым. Щёлкнув около десятка раз новое положение колдовского
утёса, Роман попросил лодочника проехать сквозь него, чтобы сделать снимки с другой
стороны.
Когда лодка проходила под склизким мрачным сводом дьявольских ворот, раздался
короткий сильный звук, словно кто-то глубоко вздохнул под водой. Моторку резко
качнуло, и Роман, потеряв равновесие, коротко вскрикнул и полетел за борт.
…. Его тело за неделю поисков так и не нашли…
– ----------------------------------------------------------------------------------------------------------
ЭТО МОЙ ГРОБ!
( посвящение Гоголю)
В одну из этих тёплых летних ночей, когда полная луна тихо плывёт по безоблачному
чёрному небу, усыпанному гроздями разноцветных звёздных огоньков, а где-то совсем
неподалёку, в душистых кустах сирени, нарушая бархатную летнюю тишину, цедит свою
скрипучую песню неутомимый сверчок, слесарь пятого разряда Василий Петрович
Варежкин возвращался с дружеских посиделок, которые проходили на его работе, в
слесарной мастерской, с почтенной регулярностью каждую неделю.
Все эти небольшие пятничные фуршеты под малосольную килечку, уже как года два были
освящены полузабытой советской привычкой – для создания торжественной атмосферы
сверяться с отрывным календарём, найденным электриком Пашкой на тёщином чердаке в
коробке с макулатурой. А так как народ в мастерской работал в большинстве солидный, с
немалым стажем ударного совкового труда, это нововведение, предложенное самим
Варежкиным, было воспринято с энтузиазмом всем небольшим коллективом. И теперь,
по окончании рабочей недели, Василий Петрович сам лично, довольно похекивая,
подходил к настенному календарю, висевшему рядышком с пожелтевшим от времени
планом эвакуации, и, хитро прищурившись, громко, на весь цех объявлял тему
сегодняшнего рабочего банкета.
И эта безобидная, но довольно забавная традиция, принималась всем умеренно пьющим
коллективом мастерской весьма положительно. И то сказать – было, за что рюмку
поднять, о чём вспомнить, поговорить, а если на посиделках появлялся учитель труда из
соседней школы, то и пополнить свой, так сказать, интеллектуальный багаж с помощью
немного сомнительных сведений изрядно подвыпившего, но всё же достаточно
интеллигентного собеседника.
И вот сегодня, Варежкин был особенно довольным проведённым мероприятием -
глубоким и насыщенным получился вечерний разговор за косолапым деревянным столом,
Он шёл, и тихо покачиваясь, хмельно усмехался про себя, вспоминая подробности
нынешнего дружеского вечернего отдыха. Сегодня, в соответствии с советским
календарём, был день донора. От доноров перешли к ужасам. А тут ещё именно в начале
недели им поступил ставший за последний год привычным, но всегда какой-то не очень
желанный, заказ от неизвестного клиента. Такую работу обычно приносил сын хозяина
всего производственного комплекса, который когда-то был заурядной провинциальной
мебельной фабрикой имени товарища Урицкого, но вот уже как пять лет носил гордое,
немного резавшее слух своей пафосной
буржуазностью название – «Фирма мебельных дел мастера Рокотова».
Заказ состоял в срочном изготовлении дорогих гробов из дуба, которые, как проговорился
сам Рокотов-младший, пользуются необычайным спросом в загадочной среде «новых
русских», о которой по подмосковному посёлку ходили самые разные тёмные слухи.
Гроб должен был быть изготовлен по особому чертежу с замысловатым орнаментом на
крышке, которая закрывалась намертво с помощью хитро замаскированного пружинного
замка. Всё работы велись в сверхурочное время и оплачивались хозяйским сынком по
приличной таксе. К пятнице гроб был готов и стал поводом для чёрного юморка
подвыпивших мастеров, а конце даже стал предметом горячего спора.
Как бы там ни было, но этой ночью, не дойдя до своего дома метров, эдак, с пятьсот,
Василий Петрович, нащупав в кармане ключ от дверей мастерской, резко развернулся и
пошёл быстрыми шагами обратно к мебельному цеху.
… Сторож Иваныч, не раздевшись, уже заснул тяжёлым хмельным сном прямо на
расхристанной кушетке возле стола, на котором в классическом беспорядке громоздились
остатки пятничного застолья. Дежурная лампочка мутно освещала замершие станки, но её
свет не доходил до дальнего угла, где угадывался мрачный силуэт гроба. Варежкин
неуверенно хмыкнул и подошёл к гробу.
– Слабо говорите ночь в домовине переспать? Ну, это мы ещё посмотрим…- тихо буркнул
он в усы и, откинув крышку, забрался в пахнущую свежей стружкой страшную утробу.
Подложив под голову мохеровый шарф, Василий Петрович улыбнулся своим мыслям о
завтрашнем утре, аккуратно притворил крышку и тут же сладко уснул.
Под утро на улице послышался шелест колёс, и через пару минут в мастерскую заглянули