Рассказы
Шрифт:
богу душу. Вернее не богу, а Санкт Петербургу – Городу, который, словно Перун
постоянно жаждет новых жертв.
Мертвецы – вот подлинная недвижимость Санкт Петербурга, его проклятие и
благословение во веки веков. Возможно, те каторжные и свободные русичи и иноземцы, в
изобилии полегшие на здешних болотах по приказу Петра, а позже – кровавые жертвы
революции и страшной блокады сегодня желают видеть в Питере некий бессмертный
памятник своим бесконечным страданиям, воплощённых в памятниках и дворцах, прямых
прошпектах и линиях этого призрачного города. Культурное наследие.…Думается, что
именно как собственное наследие желают рассматривать этот непокорный город и его
величественное культурное потомство неуспокоённые души миллионов жертв репрессий
различного рода. И поэтому бежит по пустынным улицам, обезображенным наводнением,
безумный Евгений от ярости Медного Всадника, бредёт обречённо Раскольников с
топором в специально пришитой петельке, а где-то в Михайловском Замке хрипит
император Павел, тщетно пытаясь скинуть с шеи шёлковый шарф своих убийц…
А вослед всем бывшим и будущим, истинным и придуманным героям и жертвам
пристально смотрит из-под низких бровей-туч сумрачный и величественный Санкт
Петербург в его непостижимой и суровой красе, достойной искреннего поклонения и
невольного, мистического страха…
– ----------------------------------------------------------------------------------------------------------
Этот город странен, этот город непрост.
Жизнь бьет здесь ключом.
Здесь все непривычно, здесь все вверх ногами,
Этот город - сумасшедший дом
Майкл Науменко
УЕЗДНЫЙ ГОРОД N – УПАДОЧНАЯ АРХИТЕКТУРА РОК-Н-
РОЛЛА
… Это действительно сумасшедший Город с разношёрстной архитектурой, неторопливым
ритмом жизни и прелюбопытнейшими жителями, посему путешествие по здешним
улицам и площадям весьма чревато фантасмагоричным смешением персонажей, стилей и
эпох, граничащим с полным безумием. Но, несмотря на подобное многообразие,
неистребимый привкус упадка и тления уже незримо присутствует в этих призрачных
причудливых нагромождениях, создаваемых фантазией тех, кто случайно или намеренно
заглянул сюда потому, что «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать».
Вот уже более двадцати лет уездный Город N обычно полон праздными и, как правило,
подвыпившими гуляками, которые с удовольствием глазеют на строгие башни местных
готических замков, пасхальные купола церквей и мрачноватые анфилады причудливо
раскрашенных соборов и пагод. И, конечно же, временные гости не обходят вниманием
замечательные в своей совковой убогости стены и тротуары, на которых нет-нет, да
мелькнёт традиционное для этих чудных мест воззвание – «Цой жив!», написанное
второпях кабачковой икрой советского образца.
Забредшие в эти Бобом благословенные места поклонники готики, коих можно в
изобилии встретить среди нынешней ищущей молодёжи, по прибытии в Город обычно
сразу устремляются осматривать замок Леди Макбет, знаменитый своими согбенными
атлантами, исполненными в виде убиенных сыновей Макдуфа. Но надо признаться,
многих любителей Шекспира здесь ждёт неожиданное разочарование, а именно встреча с
самой старушкой Макбет, изрядно поистаскавшейся по здешним пивнушкам. Это
синюшное полубезумное создание, подрезавшее в своё время педиатра Фрейда, может
воодушевить только Венечку Ерофеева, который преотлично устроился прямо в
крепостном рву замка и который год пишет десятую по счёту версию поэмы «Москва –
Петушки». В этом варианте нестареющего шедевра самый знаменитый выпивоха
советской эпохи предстаёт перед читателем в виде Менделеева, который никак не может
перенести периодическую таблицу из своего сна на бумагу. Что и становится, в конечном
итоге, довольно предсказуемой причиной беспробудного пьянства главного героя с
соответствующими запоями, графиками и рецептами коктейлей, создаваемых с научным
уклоном в органическую химию.
Стоящий неподалёку от замка Макбет необычный готический собор своими очертаниями
напоминает не совсем удачного гибрида парижского Нотр Дама и костёла Святого Витта,
что вознёсся в реальном мире над тихой Влтавой. Этот странный изыск местной
архитектуры объясняется достаточно просто – в «парижском» крыле в виде
прямоугольной башни с попеременной удачей лихорадочно творит мюзиклы
неугомонный Квазимодо. А в «пражском», с заострённым кверху стремительным
шпилем, властвует глиняный Голем - содержатель городского гончарного цеха, основная
продукция которого - миниатюрные фигурки того же самого Голема, рассчитанные на
кошелёк полупьяных туристов. В целом это достойное здание сохранило все признаки
готического стиля – вертикальная устремлённость линий к несуществующему небу
(которое здесь с каждым днём становится всё ближе), удачно дополняется роскошными