Рассказы
Шрифт:
Он медленно поворачивал тогда спину направо или налево и сурово терпел.
Он ничего не хотел, ничего не ждал, всё время внимательно слушал боль и был совершенно равнодушен ко всему, что происходило кругом.
Изредка, когда дети особенно смеялись и шалили, в его душе вставал молчаливый укор, который приходил и стоял как неподвижная тень.
Тогда он выпрямлялся и делался особенно важен и суров.
Иногда, в последнее время, он чувствовал слабость, у него тихо замирало сердце. Он опускался в свою сетку, смотрел
Он испытывал удовольствие, когда ел, и наслаждался, когда его сажали в ванну.
Сиделка Катя и сестра Анна брали его на руки, осторожно несли, и его бессильные ноги, болтаясь, как плети, беспомощно висели вниз.
Его раздевали, и он молча сидел в тёплой воде.
Он смотрел на свою выгнутую грудь, на свои длинные и тонкие руки и иногда медленно двигал ими в воде.
Вода поднималась, ласково плескалась волнами о его грудь, и у него сладко замирало сердце.
Потом он опять важно сидел на постели, прислонив к сетке свой горб, а когда наставала ночь откидывал голову назад и засыпал крепким и глубоким сном.
Так он жил.
Но с недавнего времени он начал чего-то ждать.
Он смутно чувствовал, что должно что-то произойти, и от этого делался ещё более сосредоточен и суров.
Всё реже приходил укор и всё чаще в самой глубине души загоралось умиление, от которого глубоко и мягко блестели его глаза.
По ночам он видел во сне ослепительный свет, как от реки, которая в полдень отражает солнечный блеск, и рвался вперёд, мчась изо всех сил на сильных ногах, так что воздух свистел у него в ушах.
По утрам он просыпался в поту, был слаб, и у него приятно кружилась голова.
Наступала весна.
По утрам солнце, ликуя, заливало лучами палату, за окном радостно рвалась к солнцу трава, и на деревьях, которые протягивали ветви пред самым окном, распускались яркие, красивые листки.
В детях просыпались дремавшие силы, они чувствовали неясные желания и смутно волновались.
Лиза, не переставая, стучала ногой о постель и просилась у сестры Анны встать. Стёпка ходил за сестрой Анной по пятам и хныкал, чтобы его отпустили гулять.
Потом он надевал на голову белый колпак, делался похожим на поварёнка и убегал. Возвратившись назад, он рассказывал чудеса о том, что видел в саду.
Соня, когда солнце освещало её, блаженно вздыхала, закрывала глаза и лежала, сложив руки на груди. Маленький Данилка подпрыгивал в своей люльке и, как птица, чирикал непонятные слова. Даже бедный Шура переставал иногда плакать и улыбался из-под своего чепчика.
Горбатый Карл вдруг перестал есть.
Он брал равнодушно ложку, подносил её ко рту, потом клал на стол, устало склонял голову, сидел и чего-то ждал.
Румяный доктор озабоченно говорил о нём с сестрой Анной. Сестра Анна шепталась с Катей. Профессор один раз остановился около него и, слушая доктора, два раза серьёзно кивнул головой.
Дети смутно предчувствовали что-то, волновались и ждали.
Потом Карлу стали давать вино.
V
Был яркий весенний день.
В этот день Стёпка достал где-то зажигательное стекло и, расставив ноги, ловил у окна солнечный луч.
Все с нетерпением следили, как радужное пятно мелькало по стене, и Соня беззвучно шептала:
— Зайчик! Зайчик!
Стёпка навёл пятно на Лизу, на Данилку, на Шуру, скользнул им по всей стене, и потом, точно не нарочно, направил его на Карла.
Пятно остановилось у него на груди, прыгнуло на спину, лизнуло руку, повертелось около головы и окружило глаз.
Но Карл даже не шевельнулся. Он сидел, оттопырив губы, и глаз его так странно заблестел, что Стёпка испугался и остановился, разинув рот.
После обеда Катя принесла Лизе мешок, который ей прислала сестра; и когда Лиза, с нетерпением стуча ногой, разорвала нитку и заглянула внутрь, у неё вырвался восторженный крик:
— Жуки!
Это была целая куча шоколадных жуков, но так похожих, что казалось, вот-вот они сейчас расправят крылья, загудят и полетят.
Стёпка сейчас же приковылял к постели и жадно смотрел. Но Лиза бережно сложила жуков в мешок, нежно прижала его к груди и изо всех сил застучала ногой.
Потом она засунула мешок под подушку, обняла её и лежала, любовно шепча:
— Жучки! Жучки!..
Стёпка не мог спокойно сидеть. Он вертелся около Лизы, уговаривая её променять жуков на стекло, но Лиза отвечала ему равнодушно: «Ты глуп!»
Потом он не выдержал, подполз сзади к кровати и уже просунул руку под подушку. Но Лиза заметила это, одной рукой схватила мешок, другой же начала бить его по голове. Потом ловко повернулась и несколько раз плюнула ему в лицо.
Но через полчаса она одумалась. Она была великодушна.
Она подозвала Стёпку, помирилась с ним и раздала жуков. Каждый из детей получил по одному, и Стёпка, ковыляя, разносил их по койкам.
Одного он положил в люльку к Данилке, другого на чепчик Шуры, который улыбнулся сквозь слёзы, третьего Соне на грудь.
Карлу он не решился нести и только издали показал ему жука, как бы спрашивая его:
— Хочешь?
Но Карл неподвижно сидел. Он долго внимательно смотрел, потом потихоньку стал горбиться, нагнул голову вперёд, чуть-чуть приподнял руку и немного открыл рот, как будто собираясь что-то сказать.
Стёпка нерешительно оглядывался кругом. Но Лиза, которая внимательно следила за всем, громко велела ему:
— Стёпка! Дай Карлу жука!
Она подумала, что Карлу хочется жука, но он только стыдится это сказать, — и Стёпка стоял уже около него, протягивал ему жука и говорил: