Рассказы
Шрифт:
— Чего же удивительного, мисс Энн. — Метиска держалась с достоинством. Ее поблекшие глаза, обведенные черными кругами, смотрели снизу вверх на приятно улыбающуюся, свежую, пышущую здоровьем женщину на статной лошади. — Я не привыкла жить под открытым небом.
— Конечно, — согласилась миссис Бойд.
— Вы же знаете, что я выросла в миссии и служила в лучших здешних семьях, а теперь… Вы бы свинью не стали держать там, где мне приходится жить теперь.
— Нехорошо это, миссис Бойд, — пробормотал Джордж.
— Конечно, нехорошо, — опять
— Я уже побывала там. Полиция отправила меня туда из больницы после приступа ревматизма. Но я сбежала оттуда.
— Да, миссис Бойд, она сбежала оттуда, — подтвердило несколько взволнованных голосов. — Ей пришлось пройти сто тридцать с лишним миль, чтобы добраться сюда.
— Я не могла жить взаперти с кучей опустившихся старух, которые всячески оскорбляли меня. Я никогда не якшалась с кем попало. Я всегда была приличной женщиной, мисс Энн.
— Да, да, миссис Бойд, она ужасно приличная, — подхватил целый хор голосов.
— Никто не может этого отрицать.
— Я хочу только одного — умереть в своем собственном доме, как все приличные люди. Ведь дом, который ваш отец, мисс Энн, дал мне и Тому, — это мой дом. Мистер Генри не имел права выбрасывать нас оттуда.
— Она не хуже какого-нибудь старого туземца, тоскующего по охотничьим угодьям своих предков, — цинично заметил Альберт. — Они всегда хотят умереть в родных местах; только будучи метиской, миссис Джексон требует еще и крышу и постель.
— Я подумаю, Мертл, чем помочь вам, — обещала миссис Бойд.
— Забавно, не правда ли? — Альберт поднял глаза на миссис Бойд, небрежно отклонив назад свое стройное тело. — Вы внучка одного из первых поселенцев, который перестрелял больше чернокожих, чем кто-либо другой в этой стране. Миссис Джексон внучка одного из тех немногих, кто уцелел, и связана родственными узами с лучшими белыми семьями в округе. Но вы владеете землей и вас защищает закон, а если она попробует попросить в усадьбах еды или старой одежды, на нее натравят собак.
— И во всем округе нам разрешают селиться только здесь, — добавил чей-то голос.
— Придется принимать какие-то меры, — заявила миссис Бойд.
— Какие же? — спросил Альберт. — Вся земля вокруг разобрана. Она стала теперь частной собственностью. Нам не разрешают работать на рудниках. Нам не разрешают продавать рыбу, которую мы ловим, не разрешают ни охотиться, ни ставить капканы. Фермеры не хотят нанимать нас. Нас не берут на дорожные работы. Нам разрешается только получать наш жалкий паек и гнить заживо… Впрочем, идут разговоры, что нас собираются загнать в одну из этих проклятых резерваций, где больным туземцам — жалким остаткам прежних племен — разрешено спокойно доживать свои дни. Простите, что я повторяю местные сплетни.
— Вы не можете сказать, что я не старалась помочь вам, — возразила миссис Бойд. — Когда я могла, я давала вам работу на моей
Горькая улыбка искривила рот молодого человека.
— Да, и платили нам меньше половины того, что вам пришлось бы заплатить другим работникам.
— Альберт! — укоризненно вскричали несколько женщин. — Не обращайте на него внимания, миссис Бойд!
— Вы разговариваете, как один из этих ненормальных агитаторов, Альберт, — резко сказала миссис Бойд. — Если вы не поостережетесь, вас могут попросить отсюда.
— Я вспомню тогда, что вы мне это обещали, миссис Бойд, — со злой улыбкой ответил Альберт.
— Альберту тяжело быть без работы, миссис Бойд, — заступилась за него Руби. — Он такой толковый и читает и пишет не хуже любого белого. Когда он учился, он был способнее всех.
— Много я от этого выиграл, — проворчал Альберт. — Будь я дикарем, я бы и то лучше жил. В любом племени чернокожие делят друг с другом все, что у них есть. А белые хватают все только для себя — им плевать, если даже их родственники умирают с голода.
— А что, туземцы лучше относятся к метисам? — ясно и холодно прозвучал в ответ на его гневную речь голос мисс Аллисон.
— Во всяком случае, они не относятся к нам, как к гадам. — Что-то явно не понравилось Альберту: либо блеск волос мисс Аллисон, либо лошадь, которую она держала. — Там, на северо-западе, когда я был ребенком, я жил с племенем моей матери. Я никогда не думал, что я чем-то отличаюсь от них. Потом вдруг мой отец заинтересовался мною. Он отправил меня в школу в здешнем округе. Потом он умер; и вот с тех пор я все ищу себе работы.
— А вы не хотите вернуться к своим?
Альберт снова почувствовал прилив гнева.
— К своим? — переспросил он ядовито. — А кого я должен считать своими? Мой отец был таким же белокурым, как вы. Я теперь не смог бы жить в поселке чернокожих, хотя здесь ничуть не лучше. Я уже чужой там. Я мыслю по-другому. Все мы мыслим по-другому. Мы любим мыло и чистую одежду, когда нам удается ее достать… и книги. Нам нравится ходить в кино и на футбольные матчи. Я хочу работать, иметь свой дом, жену и детей. Но вот все, что у меня есть! И вот единственно, кого я могу назвать своими, — полукровок вроде меня самого.
— Не надо говорить с такой горечью, Альберт, — упрекнула его миссис Джексон. — Это не поможет.
— Ничто не поможет! — Он выбрался из толпы и скрылся за хижинами.
— Он злится потому, что не может найти работу, а протектор [1] не разрешает Пенни Карнарвон выйти за него замуж, — пояснила Руби. — Пенни работает, она очень хорошая служанка, и хозяева не хотят терять ее. Но она любит Альберта. Она говорит, что проведет протектора.
1
П р о т е к т о р — правительственный чиновник, наблюдающий за туземцами.