Рассказы
Шрифт:
Проклиная судьбу, О’Ши приволок охапку сучьев и развел костер. Он проклинал себя за то, что заехал в такую глушь, погнавшись за повышением, проклинал Мерфи и вообще всех на Северо-Западе, кто производит на свет полукровок; проклинал Мак-Ичарна за то, что тот явно не хотел помочь перевезти девчонок с фермы; проклинал уполномоченного по защите прав цветных и чиновников управления за их подлую повадку сваливать свою работу в отдаленных районах на полицию; проклинал всех доброжелателей, веривших, что правительство должно «как-то помочь»
Три маленькие девчушки сидели на земле, наблюдая за ним. Три пары красивых темных глаз зорко и настороженно следили за каждым его движением. Он считал, что старшей девочке лет девять, двум остальным — восемь и семь.
И оттого, что дети с таким испугом смотрели на него, настроение О’Ши стало еще хуже, хотя он сам в этом бы не признался. Как будто он людоед, который вот-вот сожрет их. Ведь он молод, красив и может гордиться, что добросовестно, но не грубо исполняет свои обязанности.
Нужно обладать добрым именем, чтобы разъезжать по такому району, где он единственный полицейский почти на сотню миль вокруг и где в крайних случаях приходится рассчитывать лишь на помощь владельцев ферм и управляющих шахтами. А эту работу он ненавидел, потому что она создавала ему дурную славу на фермах. Он скорее бросился бы разнимать толпу пьяных драчунов, чем собирать девочек-полукровок для управления. И почему они сами не занимаются этими грязными делами?
Да, самое неприятное, что его заставили приложить руку к такому грязному делу. Спроси любую женщину, как она посмотрит на то, что у нее отнимут детей, да еще если она знает, что больше никогда не увидит их? Например, его жену…
Констебль О’Ши даже улыбнулся, представив, как кто-то пытается отнять у Нэнси трех ее белоголовых девчушек и сынишку.
Накормив и напоив детей, он из предосторожности связал им руки ремнями из сыромятной кожи, чтобы девочки не развязались и не убежали. Они сбились в кучку, немного поплакали и заснули, видимо, потеряв всякую надежду на побег. Констебль О’Ши растянулся по другую сторону костра и беспокойно задремал.
На второй день к вечеру О’Ши перевалил через горы и обходной дорогой подъехал к Лоргансу. Он нарочно приехал туда в сумерки, чтобы никто его не видел.
Несколько лет назад Лорганс был заброшенным горняцким городком; от старой шахты там оставались лишь стропила над кучей мусора, а от города — пивная да развалины магазинов, напоминавшие о былом благополучии. Но железная дорога в миле от города продолжала действовать, и, как только снова открылся рудник, в городе опять закипела жизнь. Добыча золота — прибыльное дело.
Констебль О’Ши получил назначение вскоре после того, как на равнину у подножия гор хлынули потоки людей. Закладывались новые шахты, снова открывались магазины. За несколько месяцев население Лорганса достигло 300–400 душ, и О’Ши перевез жену и детей в новый, хороший дом у въезда в город, где помещался и полицейский участок.
У ворот своего двора, за домом, О’Ши спешился и снял с лошади Мини, Наньджу и Курин. Ему не хотелось, чтобы жена увидела его в седле с этими ребятишками, привязанными сзади, и подняла насмех. Вечно она подтрунивает над ним!
Конечно, если бы не ее веселый характер, разве она была бы такая спокойная и толстая в этой проклятой дыре? И все-таки О’Ши не допустит, чтобы она над ним смеялась.
Залаяла собака, увидев его. На лай из дома поспешно вышла миссис О’Ши, окруженная детьми. Она была крупная, светловолосая, моложавая, с полной грудью, всегда веселая и жизнерадостная. И дети были похожи на нее: такие же светловолосые и розовые. Возбужденные, радостные, они кинулись навстречу отцу. Он подхватил сына на руки, а девочки повисли на нем.
Миссис О’Ши первая заметила трех девочек-полукровок. Они прижались друг к другу и смотрели на нее широко раскрытыми печальными глазами.
— Джек! — воскликнула она. — Бедняжки! Что ты с ними будешь делать?
— А что, по-твоему? — раздраженно ответил О’Ши. — Держать их для собственного удовольствия?
Дочки догадались, что О’Ши привез этих девочек на своем коне, и засыпали отца вопросами:
— Папа, ты катал их на своей лошади?
— Почему ты нас не катаешь, папа?
— Я тоже хочу покататься с тобой на Чифе, папа.
— И я хочу покататься…
— Можно мне покататься, папа?
Туземки удивленно уставились на белых детей. Как это они могут так спокойно и смело разговаривать с полицейским?
— Неужели ты не можешь их развязать? — запротестовала миссис О’Ши, которой было очень жаль этих несчастных детишек.
— Но ведь они как дикие птицы, — раздраженно сказал констебль О’Ши. — Им только дай волю, так они пулей долетят до Мувигунды. А потом снова ловить их, да с каким трудом! Нет уж, ни за что, хоть озолоти меня!
Он опустил сына на землю и направился к сараю из рифленого железа, с маленьким квадратным окошком, затянутым колючей проволокой. Отпер дверь и распахнул ее.
— Эй, вы, сюда! — позвал он. — Ничего вам не будет. Хозяйка сейчас даст поесть.
Мини, Наньджа и Курин медленно, неохотно направились к двери, с отчаянием озираясь по сторонам, словно ища спасения от темного сарая.
Сарай этот служил карцером, но туда редко кого-нибудь сажали, разве какого-нибудь пьяного или туземца.
— Не запирай их туда, Джек, — просила жена. — Они умрут от страха. Да и ночи сейчас страшно холодные.
— Но не в дом же их брать! — возразил О’Ши.
— А что если в комнату в конце веранды? Они там ничего не сделают, — упрашивала миссис О’Ши. — Я их проведу туда, пока ты покормишь Чифа.
— Ладно, как хочешь. А завтра их надо отмыть и продезинфицировать.
О’Ши сбросил свой синий китель, повесил его на столб и стал снимать с лошади сбрую.