Расследование убийства Российской Императорской семьи. Избранные главы
Шрифт:
Показания 3анотти:
«Конечно же, сама лично я не могла присутствовать при приеме Керенского Императором и Императрицей. Но я его видела: он был в простом рабочем пиджаке. Держал он себя прилично. Я говорила с детьми о нем. И вот какое впечатление у меня сложилось. Керенский в первые дни своего приезда очень нервничал. Он совершенно не понимал Их Величества. Потом у него создались о них другие впечатления. Их отношения стали проще, и Их Величества в конце не относились по отношению к нему, как поначалу. Я должна сказать, что Керенский относился вполне вежливо к Императорской семье и лично не создавал ей никаких неприятностей».
Показания Волкова:
«Под конец Царская семья привыкла к Керенскому. По совести, я могу свидетельствовать, что Императрица
Показания Жильяра судье Сергееву:
«В первое время отношение Керенского было жесткое и суровое. Потом оно изменилось. Он стал любезным и внимательным».
А вот его же показания мне:
«Керенский приезжал в Царское Село несколько раз как глава нового правительства, чтобы увидеть условия нашей жизни. Его отношение к царю было сухим и официальным. Мне это напоминало отношение судьи к обвиняемому. Мне казалось, что Керенский считал Императора виновным в каком-то преступлении; поэтому он и обращался с ним сухо. Однако, должен сказать, он всегда проявлял полную корректность… Явившись после конфискации бумаг Императора, он показал себя другим. Его отношение стало лучше и потеряло холодность. Я эту перемену объясняю так. Мне кажется, Керенский, ознакомившись с содержанием бумаг, понял, что Император не совершил ничего против Родины, а посему сразу переменился в обращении с ним».
В части своих показаний, касающихся этих фактов, Кобылинский рассказывает:
«Коровиченко конфисковал бумаги, которые счел необходимыми, и передал их Керенскому или Переверзеву (Павел Николаевич Переверзев заменил Керенского в министерстве юстиции). Позднее он сказал мне, что они думали найти там документы, способные уличить государей в измене в пользу Германии, в измене, о которой хором кричали газеты. Но они ничего не обнаружили. При этом они наткнулись на шифрованную телеграмму, которую с огромным трудом им удалось расшифровать. В ней Император обращался к Императрице: «Крепко обнимаю тебя; чувствую себя хорошо».
Показания Гиббса:
«В Тобольске Император мне несколько раз рассказывал про Керенского. Он мне говорил, что тот очень нервничал, когда бывал с ним. Его нервозность однажды дошла до того, что он схватил со стола нож из слоновой кости для разрезания бумаги и так стал его вертеть, что Император побоялся, что он его сломает, и он забрал нож из его рук. Император мне рассказывал, что Керенский думал, что он хочет заключить сепаратный договор с Германией. Император это отрицал, а Керенский сердился и нервничал. Производил ли Керенский обыск у Императора, я не знаю. Но Император говорил мне, что Керенский думал, что у него имеются бумаги, которые доказывают его желание заключить мир с Германией. Я знал Императора, и я понимал и видел, что в душе он презирал Керенского за то, что тот смеет так думать».
Вот так обстоят дела, согласно показаниям тех, кто наблюдал за отношениями Керенского и государей. Сам же Керенский по этому вопросу дал такие показания: «Я заявляю, что с того момента, как Император отдал себя и свою семью под покровительство Временного правительства, я считал долгом чести перед Временным правительством обеспечить неприкосновенность Императорской семьи и гарантировать ей полное вежливости обращение».
Казалось бы, можно считать вопрос решенным и истину найденной. И я бы охотно пришел к этому выводу, если бы не существовало двух фактов, ставших известными судье-следователю.
Как мы видели выше, специальная инструкция определяла режим содержания узников. Она была составлена лично Керенским. Несмотря на все мои усилия, я не смог найти ее экземпляр. Однако 8 сентября 1918 года в Екатеринбурге товарищ прокурора Н.И.Остроумов, руководивший расследованием по убийству Императорской семьи, произвел обыск в доме, в котором помещался Уральский областной совет, и куда после отъезда государей были доставлены некоторые вещи, им принадлежавшие. Среди них он нашел обрывки машинописного текста. Это и была инструкция, составленная Керенским.
Согласно
Это первый факт, который я могу противопоставить показаниям свидетелей, в частности, показаниям самого Керенского. Я считаю правильным огласить тут в плане рекомендаций Керенского следующий факт: 7 августа 1918 года в Екатеринбурге полицейские, которым были поручены поиски в связи с убийством Императорской семьи, провели обыск в квартире одного из охранников в доме Ипатьева, ставшем тюрьмой для государей – в доме Леонида Васильевича Лабушева. Там они нашли военные шаровары Императора, принесенные туда Лабушевым, как это удалось установить, и опознанные камердинером Чемодуровым, присутствовавшим при обыске. Согласно протоколу, они были залатаны, плюс в левом кармане, на материи, находилась надпись-пометка, гласившая, что они изготовлены 4 августа 1900 года и починены 8 октября 1916 года.
Камердинер Волков, много лет знавший Императора и его личную жизнь, обучавший его военному делу, показывает: «Его одежда была часто чинена. Он не любил мотовства и роскоши. Штатские костюмы шли у него еще с времен жениховства».
Второй факт, который судья-следователь просто обязан противопоставить показаниям свидетелей и самого Керенского, заключается в следующем:
Я упоминал выше имя Маргариты Сергеевны Хитрово. Эта молодая девушка, далекая от всякой политики, по-настоящему боготворила Императорскую семью, и в особенности Ольгу Николаевну.
Ее любовь к Императорской семье не ведала страха. Даже при большевиках, в письме от 30 мая 1918 года, которым я располагаю, она писала Императрице в Екатеринбург: «Получите, Ваше Величество, от вашей Риты, любящей вас любовью глубокой и безграничной, ее теплые поздравления с вашим праздником, и позвольте ей мысленно и издалека поцеловать руку нашей великой мученице».
Все письма, которые она присылала в Царское Село, вскрывались Кобылинским и Коровиченко, «оком» Керенского (этот последний не мог не знать про ее детское обожание Императорской семьи). Как только она узнала, что царскую семью увезли в Тобольск, она сейчас же последовала за ней. А Керенский, как только узнал об отъезде Хитрово, отправил в Тобольск прокурору телеграмму следующего содержания:
«Тобольск, прокурору суда. Вне очереди:
Расшифруйте лично и, если комиссар Макаров или член Думы Вершинин в Тобольске, в их присутствии. Предписываю установить строгий надзор за всеми приезжающими на пароходе в Тобольск, выясняя личность и место, откуда они выехали, путь, которым приехали, а также остановки. Уделить особое внимание приезду Маргариты Сергеевны Хитрово, молодой светской девушки, которую следует немедленно, прямо на пароходе, арестовать и обыскать. Отобрать у нее деньги, все письма, паспорт и печатные произведения, все вещи, не составляющие личного багажа. Срочно. Обратить внимание на подушки. Следите за вероятным приездом десяти лиц из Пятигорска, которые впрочем могут прибыть и окольным путем. Их тоже следует арестовать и обыскать указанным порядком. Так как указанные лица могли уже прибыть в Тобольск, произведите тщательное дознание и, в случае их обнаружения, арестуйте их, обыщите, тщательно выясните, с кем они виделись. У всех, с кем они виделись, произведите обыск, и всех их впредь до особого распоряжения из Тобольска не выпускать, обеспечив за ними бдительный надзор. Хитрово приедет одна, остальные, вероятно, вместе. Всех их после ареста немедленно под надежной охраной доставить в Москву к прокурору. Если кто-либо из них уже проживал в Тобольске, произвести обыск в доме, обитаемом бывшей Императорской семьей, очень тщательный обыск, отобрать всю переписку, возбуждающую малейшее подозрение, а также все вещи, которые не видели раньше, и все лишние деньги. Об исполнении предписания по мере осуществления действий телеграфировать мне и прокурору Москвы, приказания которого надлежит исполнять всем властям. № 1922. Министр Председатель Керенский».