Расследования Арсена Люпена
Шрифт:
Ему вторил возмущенный до крайности Бешу:
– Ну и наглец! Значит, это ты помог графине сбежать из особняка?
Д’Эннери, внезапно успокоившись, сделал шутовской пируэт:
– Ей-богу, Бешу, ничего-то от тебя не скроешь. Ну что ж, признаюсь: да, это я.
– Но как ты посмел?!
– Дружище, ты же забыл поставить своих агентов в саду. Вот я и посодействовал даме в побеге, назначив ей встречу на соседней улице. Когда полицейские покинули дом, я встретился с нею, доставил сюда и с тех пор помогаю ей успокоиться.
– Но кто же вас впустил, черт подери?! – вскричал Ван Хубен. – Для этого нужно было иметь ключ!
– Вовсе
– Да я ее арестую! – заорал Бешу. – Я сейчас же извещу полицию!
Д’Эннери громко расхохотался:
– Ну и умора! Послушай, ты же знаешь так же хорошо, как и я, что ее нельзя трогать. Она неприкосновенна.
– Так вот как ты думаешь!
– Конечно, черт возьми. Поскольку я ее опекаю.
Бешу ехидно поинтересовался:
– То есть ты защищаешь воровку?
– Воровку? Ты в этом уверен?
– Еще бы! Это сестра человека, которого ты сам велел арестовать!
– Гнусная клевета! Не я велел его арестовать, а ты, Бешу!
– Да, но по твоей указке! И вообще – он несомненно виновен!
– С чего ты это взял?
– Любопытно! А ты разве больше так не думаешь?
– Конечно нет! – ответил Жан д’Эннери с нескрываемым сарказмом. – Во всем этом деле есть удивительные несообразности. Неужели граф, такой знатный господин, может быть вором? И неужели эта гордая дама, у которой я осмеливаюсь целовать лишь лоб и волосы, воровка? Поистине, Бешу, я начинаю думать, что ты слишком поспешил с выводами и по недосмотру угодил в очень скверную историю. А ведь именно тебе придется нести за все это ответственность!
Бешу слушал и бледнел – его уже обуревал страх. А Ван Хубен, которого терзали ужасные сомнения, думал о том, что его бриллианты снова исчезли во тьме.
Тем временем Жан д’Эннери, вновь почтительно опустившись на колени перед графиней, шептал ей:
– Вы ведь не виноваты, мадам, не правда ли? Разве может дама вашего круга быть воровкой?! Прошу вас, откройте мне правду о себе и о вашем брате!
Глава 5
Враг ли это?
Нет ничего более скучного, чем подробный рассказ о судебном расследовании, особенно если речь идет о нашумевшей истории, которая обсуждается всем светом и о которой каждый имеет свое мнение – иногда более, а иногда менее верное. Суть же данного повествования заключается как раз в освещении фактов, оставшихся неизвестными ни широкой публике, ни представителям правосудия; словом, мы намерены поведать о действиях Жана д’Эннери, иначе говоря – Арсена Люпена.
Итак, напоминаем, что расследование дела ни к чему не привело. Дряхлая супружеская пара графских слуг вознегодовала, поняв, что кто-то посмел заподозрить их хозяев, коим они служили уже двадцать лет; впрочем, доказать невиновность оклеветанных брата и сестры им тоже не удалось. Гертруда покидала кухню лишь по утрам, когда ходила за покупками. А когда кто-нибудь звонил у дверей – что случалось чрезвычайно редко, ибо гости в особняк почти не наведывались, – Франсуа натягивал свою ливрею и шел отворять.
Тщательное обследование двора показало, что никакого потайного входа туда не существует. Тесная каморка, прилегающая к гостиной и прежде служившая альковом, ныне использовалась как туалет. Словом, нигде ничего подозрительного, ничего загадочного. Во дворе никто не жил. Там даже не было гаража для автомобиля. Было установлено, что граф умел водить машину. Однако, если это и так, где он ее держал? Где находился гараж?
Что же касается графини де Меламар, то ее местонахождение по-прежнему было неизвестно, а граф хранил упорное молчание, не отвечая ни на какие вопросы, даже на те, что могли показаться самыми мелкими и незначительными.
Однако был некий факт, который со временем стал доминирующим во всем этом деле и крайне заинтересовал как представителей правосудия, так и прессу и общественность. Вот он – этот факт, сразу привлекший внимание Жана д’Эннери и им же проверенный. Мы обнародуем его без всяких комментариев. В 1840 году Жюль де Меламар, прадед нынешнего графа, самый известный представитель рода Меламаров, наполеоновский генерал, посол в период Реставрации, был арестован за кражу и убийство и скончался от удара в тюремной камере.
Следователи сузили круг поисков. Изучили архивы. Разыскали кое-какие мемуары. И в конце концов обнаружили документ чрезвычайной важности. В 1868 году сын того Меламара и дед нынешнего графа Адриена – Альфонс де Меламар, ординарец Наполеона III, – также был уличен в краже и убийстве и застрелился в своем особняке, на улице д’Юрфе.
Император приказал тогда замять дело.
Слухи об этом двойном скандале произвели оглушительный эффект. Нынешняя драма получила единственно возможное объяснение: во всем была виновата наследственность. Граф и его сестра, хотя и не имели большого состояния, жили вполне обеспеченно. Они владели особняком в Париже и замком в Турени, занимались благотворительностью и вообще творили добрые дела. А следовательно, инцидент с похищением бриллиантов в Гранд-опера был вызван не преступной жадностью, но атавизмом: тяга к воровству попросту была у них в крови. Брат и сестра унаследовали ее от своих предков. Разумеется, преступление они совершили ради того, чтобы вести жизнь неизмеримо более роскошную, чем позволяли их доходы, либо же уступили неодолимому искушению, однако руководила ими главным образом наследственная тяга к преступлениям.
Вот почему граф Адриен, как и его дед Альфонс де Меламар, решил покончить жизнь самоубийством.
Очередной атавизм.
Впрочем, однажды граф все же соизволил заговорить. Он категорически отрицал, что имеет какое-либо касательство к бриллиантам, похищению девушек, тунике, обнаруженной в книжном шкафу его особняка, и всем прочим загадочным обстоятельствам, связанным с ночными происшествиями.
Еще он объяснил следователю, почему его так заинтересовала Арлетт Мазаль. По его словам, у него когда-то была связь с замужней женщиной, которая родила от него дочь; он очень любил эту девочку, но несколько лет назад она умерла. Граф безумно горевал о ней, а Арлетт очень на нее походила, и потому он дважды или трижды невольно шел за ней, думая о покойной дочери. Однако он решительно отказывался признать, что как-то попытался преградить ей путь на пустынной улице.