Расследования Арсена Люпена
Шрифт:
Так миновали две недели. И все это время бригадир Бешу с ожесточенным упорством вел поиски бриллиантов, развив бурную, но совершенно бесполезную деятельность. Ван Хубен, который ходил за ним по пятам, горестно стонал:
– Пропали!.. Я вам говорю: они бесследно пропали!
В ответ Бешу потрясал сжатыми кулаками:
– Ваши бриллианты все равно что у меня в руках! Я нашел Меламаров, и вот так же я отыщу ваши драгоценности.
– А вы уверены, что вам не нужна помощь д’Эннери?
– Абсолютно уверен! Лучше уж всё потерять, чем обратиться к этому типу!
Однако Ван
– Напрасно вы упрямитесь! Мои бриллианты поважнее вашего самолюбия.
Впрочем, банкир и сам не упускал случая поторопить Жана д’Эннери, с которым встречался чуть ли не ежедневно. Приезжая в свою квартиру, он всякий раз заставал его в уединенной комнате, где скрывалась Жильберта де Меламар. Жан, сидя подле графини, утешал ее, обнадеживал, обещал спасти ее брата от смерти и бесчестья, однако же не мог добиться от нее хотя бы словечка, могущего пойти на пользу расследованию.
А если Ван Хубен, вновь вернувшийся к Регине Обри, приглашал ее в какой-нибудь ресторан, там неизбежно оказывался и д’Эннери, который немедленно начинал флиртовать с нею.
– Оставьте нас в покое, Ван Хубен, – говорила ему тогда красавица, – я уже видеть вас не могу с тех пор, как случились все эти истории!
Однако Ван Хубен не унимался и, отведя д’Эннери в сторонку, спрашивал:
– Так как же обстоит дело с моими бриллиантами, дорогой друг?
– Послушайте, у меня полно и других занятий. Регина и Жильберта отнимают все мое время – одна днем, другая вечером.
– Ну а утром?
– А утром – Арлетт. Она очаровательна, эта девочка, – тонкая, умная, чуткая, жизнерадостная и трогательная, простодушная, как дитя, и загадочная, как истинная женщина. И притом такая непорочная! В первый день мне удалось расцеловать ее в обе щеки, но, увы, это был единственный раз! Ван Хубен, признаюсь вам: из всех этих дам я предпочитаю Арлетт.
Д’Эннери не лгал. Его короткая симпатия к Регине давно перешла в дружеское чувство. А с Жильбертой он виделся только в силу надежды – пока тщетной! – вызвать ее на откровенность. Зато, неизменно встречаясь по утрам с Арлетт, он неустанно восхищался ею. Эта девушка обладала особым шармом, в котором прирожденная душевная чистота соединялась с практическим жизненным опытом.
Все ее несбыточные мечты, направленные на то, чтобы помочь подругам, казались вполне осуществимыми, когда она с улыбкой рассказывала о них.
– Арлетт, Арлетт, – говорил он, – я не знаю никого более светлого, чем ты… но и более темного.
– Это я-то темная? – удивлялась девушка.
– Да, временами. Ты понятна мне, но есть в тебе некая неразрешимая загадка. Я не заметил этого во время нашей первой встречи, но теперь вижу, что ты таишь в себе чистое сердечное чувство.
– Не может быть! – со смехом восклицала девушка.
– Да, сердечное… Ты любишь кого-нибудь?
– Люблю ли я кого-нибудь? Да я всех люблю!
– Нет-нет, – возражал он, – в твоей жизни появилось что-то новое.
– Вот это верно: новое появилось! Похищение, страхи, следствие, допросы, множество людей, которые мне пишут, слишком много шума вокруг меня! Есть от чего потерять голову такой скромной манекенщице, как я!
Но Жан лишь недоверчиво улыбался, смотря на девушку со все возрастающей нежностью.
Тем временем официальное следствие совершенно застопорилось. С момента ареста графа
И вот как-то днем оба позвонили в дверь дома возле парка Монсо. Слуга проводил их в комнату.
– А ну убирайтесь! – воскликнул при виде их д’Эннери. – Ван Хубен, Бешу, я смотрю, у вас совсем нет гордости!
Незваные гости признались ему, что совершенно растеряны.
– Это одно из тех дел, которые никак не распутать, – уныло сообщил бригадир Бешу. – Такое невезение…
– Тупицам вроде тебя вечно не везет, – заметил д’Эннери. – Ну да ладно, так и быть, я тебе помогу. Но только при условии беспрекословного повиновения, понятно? Как те граждане Кале – с веревкой на шее и в рубище! [5] Согласен?
5
В 1347 году, во время Столетней войны, шестеро старшин французского города Кале, осажденного англичанами, спасли его от разрушения, сдавшись в плен и, по условию неприятеля, явившись в рубище и с веревками на шее.
– Лично я согласен! – воскликнул Ван Хубен, страшно обрадованный добрым обращением д’Эннери.
– Ну а ты, Бешу?
– Давай, командуй, – мрачно ответил тот.
– Ты забудешь о префектуре и о судейских, объявишь, что эти люди ни на что не способны, и возьмешь на себя обязательства…
– Какие еще обязательства?
– Обязательства честного сотрудничества со мной. На какой стадии сейчас следствие?
– Завтра состоится очная ставка графа с Региной Обри и Арлетт Мазаль.
– Черт возьми, нам нужно поторопиться. От публики ничего не скрывали?
– Почти ничего.
– Ну, рассказывай.
– Меламар получил письмо, его нашли у него в камере. В нем говорится: «Все уладится. Я это гарантирую. Держись стойко». Я провел расследование и быстро выяснил, что записка была передана графу через рассыльного, который носит заключенному еду из ресторана. Парень подтвердил, что тот отправил через него ответную записку.
– Ты сможешь точно описать адресата?
– Конечно.
– Прекрасно! Ван Хубен, ваше авто здесь?
– Да.
– Поехали.
– Куда?
– Скоро увидите.
Они сели в машину, и д’Эннери сказал:
– В этом деле есть один пункт, который ты, Бешу, счел незначительным, а я – самым важным. Что означает объявление, данное графом в газеты за несколько недель до начала нашего следствия? Какую цель он преследовал, сообщая о потере этих грошовых мелочей? И с какой стати воры вздумали похищать это дешевое барахло, когда в особняке на улице д’Юрфе было полно ценных вещей? Ответить на этот вопрос можно было только одним-единственным способом – порасспросив добрую женщину, которая продала мне эти бросовые вещички за скромные тринадцать с половиной франков. Что я и сделал.