Расстановка
Шрифт:
Дареславец вспомнил, что именно Макухин, сам того не зная, помог ему завербовать одного из будущих подпольщиков — Матвея Пенкина. Было это здесь же, на углу, год назад.
Тогда Макухин шел не один. Он вел, крепко ухватив под локоть, молодого человека лет двадцати пяти, тощего, с изможденным лицом и черными неухоженными патлами, ниспадавшими до плеч. Задержанный выглядел неряшливо: синяя джинсовая куртка на нем была порвана, под глазом темнел синяк. Не будь следов драки, парень ничем не выделялся бы из толпы.
— Здравия желаю, господин полковник в отставке! — расплылся в улыбке толстый Макухин.
— Ну, здравствуй,
— Нормально. Не жалуюсь. Дети подрастают, старший уже профессию выбирает. Одна беда — учатся теперь за деньги.
— Жаль… Когда я работал в комиссии социальной политике, то пытался отстоять квоты на бюджетное обучение. Но я ж не всесилен, сам понимаешь.
— Вы и так много сделали для горожан. А если вы насчет работы интересуетесь — в полиции лучше стало. При Медвежутине нас больше уважают. Автомобили выделили, повысили лимит на бензин, обеспечили спецтехникой. И порядку больше стало, и зарплата повыше. Так что — не жалуюсь. Выполняю, как говорится, служебный долг. Сейчас вот поймали нелегального торговца. Судить будут. — жирный палец Макухина указал на парня.
— Ну, ты полегче. — Дареславец окинул равнодушным взглядом щуплую фигуру задержанного — Мелкий вор зовется воришкой, а крупный — финансистом.
Услышав эту фразу, худой желтолицый торговец с надеждой воззрился на чиновника. Макухин же насторожился. Заметив это, Валерий невозмутимо продолжил:
— Впрочем, это не мое дело. Ты мне лучше скажи…
Они провели пять минут, вспоминая общих знакомых и делясь впечатлениями. Затем Валерий спросил у подобревшего Макухина:
— А сейчас ты куда направляешься?
— Да вот, навязали мороку… Веду этого охламона по месту проживания. Там я участковый. Надо мне разъяснительную беседу с ним провести. Кстати… Парень, погоди-ка. Лицо твое видел где-то. Да ведь ты напротив моего дома живешь. Все правильно — ты же Пенкин! Точно, Пенкин Матвей! То-то я смотрю, знакомая фамилия в объяснительной. Твоя мать с моей сестрой вместе работала, а сейчас на пенсии! В нашем дворе я ее вижу иногда. Правда, редко она выходит…
— Да — ответил парень, потупившись — У нее астма. Она тридцать лет на химкомбинате, вот и заболела. А отец давно погиб, у них на заводе "Калибр" отказал магнитный кран, в цех упала трехтонная заготовка. Пятерых рабочих — насмерть… В том числе и отца моего. Я ведь не от хорошей жизни занялся этой торговлей вразнос. Мечтал быть инженером, но сейчас образование всюду платное, возможностей мало. При Савейском Союзе обязательно бы поступил в университет, а сейчас вот мыкаюсь на улицах с лотком.
— Лоток у него изъяли при задержании — хмуро пояснил Макухин — Там всякая мелочь: лосьон, шампунь, мыло, дешевые духи, шерстяные носочки, календарики… С ним шатался повюду. В учреждения заходил, в больницы, в институты. У проходных стоял. А взяли его близ оптовой базы.
— Я табличку не заметил, о штрафе за торговлю! — воскликнул Матвей — Там вечно бабушки торговали: кто яблоками, кто чем. Очень оживленный был пятачок. Ну, я пришел, как всегда — меня повязали.
— А синяк откуда? — поинтересовался Дареслвец, стуча пальцами по баранке автомобиля.
— Он вырываться вздумал — сердито ответил Макухин — Впрочем, брал его не я. Не знаю, стоило тут силу применять, или нет… Потом еще двое патрульных подбежали, скрутили его — и в управление. Там оформили задержание, изъяли товар, записали его данные. С чего он сопротивляться вздумал?
— Да не видел я, что это полиция — нервно отозвался парень — Вообще-то, зрение у меня отменное. Но я же по сторонам смотрю, ищу клиентов, а тут на спину свинцовая ручища ложится. Ну, я и рванулся, от неожиданности. А мне по морде. И куртку порвали. Впрочем, это ерунда. Страшно другое — у нас денег на штраф нет. Двадцать минимальных зарплат. Где мне их взять? Неужели придется продать квартиру и выметаться на улицу, вместе с мамой? Она тридцать лет на государство проработала, у нее астма. Ни родственников нет, ни денег. Работы для меня тоже нет. Вы говорите, я нелегальный торговец, не имею разрешения. А что делать? За рубежом регистрация уведомительная, а у нас в Рабсии разрешительная. Значит, надо чиновникам взятки давать. Откуда у меня такие деньги?
— Так-то оно так… Но закон соблюдать надо! — нахмурился старшина, и ворчливо добавил, обращаясь к Дареславцу: — Мы решили, что брать его под стражу не стоит. Дали ему повестку в суд, а мне поручили разъяснительную беседу провести. Зачем беседа? Что я, семью Пенкиных не знаю? А если сейчас поведу его в участок, то не успею сына забрать из школы.
Дареславец, сидя за рулем, анализировал: "Итак: молодой парень в трудной ситуации. Штраф непосилен, грозит потеря жилья, мать больна, отец погиб на заводе. А между тем, у этого Пенкина отменное зрение, неприметная внешность, развитый интеллект. Даже торговлей он занялся против желания, мечтал поступить в институт. Умеет делать политические выводы. Лихо он сравнил порядки у нас и за границей! Выручу парня. Он может быть полезным."
Вслух же сказал, усмехнувшись в бороду:
— Слышь, Макухин… Какая разница, кто с ним беседу проведет? Что старшина, что отставной полковник, все едино. Так?
— Так — жирная физиономия Макухина расплылась в улыбке.
— Ну вот, я думаю — ты давай топай за сыном в школу, а я с Матвеем тут поговорю… Сниму с тебя эту неприятную обязанность.
— Ой, спасибо, Валерий! Ладно… Тогда я побежал, а ты ему мозги прочисти как следует, чтоб не нарушал в следующий раз… Да он и так не будет, я же с их семьей знаком. Ну, здравия желаю! Побежал…
Дареславец, выйдя из машины, перехватил задержанного торговца, и они отправились в парк перед мэрией, у здания театра. Пенкин быстро соображал, но стереотипы сыграли с ним дурную шутку. Торговец видел, что чиновник выехал из мэрии на роскошном "Итильвагене", а старшина к нему обратился "господин полковник в отставке".
Матвей подумал: "Полковник и старшина — одна банда. Cейчас этот холеный тип начнет вымогать деньги. Ради этого, очевидно, и затеяли мое задержание". Когда Дареславец завел речь о грозящем торговцу неподъемном штрафе, а вслед за тем — о "дружеской помощи", то подозрения Пенкина переросли в уверенность. При остром уме, Матвей никогда не скрывал своих чувств. Он был несдержан, резок и страстен. Мытарства последнего времени окончательно расшатали душевное равновесие парня. Вообразив, будто чиновник вымогает у него взятку, Матвей вскричал, яростно размахивая руками: