Расставание отменяется
Шрифт:
Она качнула головой и вся словно сжалась. Наверное, и слышать не желает.
– А прощальный подарок? – Нелегкая сила. Будто муравьи забегали по коже. – Это был, черт возьми, особый подарок, вроде благодарности за твои, понятно, красивые глаза. Разве ты не въехала?
– Не знаю. Ни один мужчина не дарил мне нечто такое… интимное или же дорогостоящее.
– А ты первая женщина, которой я купил такую вещицу, – говорил он, опасливо приближаясь к ней. Ее внезапное смирение словно поощряло к этому. – Единственная женщина, которую я всегда готов
– Джетт, полагаю, тебе следует…
Преодолев дистанцию, он обхватил ее изящные худощавые плечи и постарался излить сердце и душу в бездонный колодец ее зачарованного взгляда.
– Ты заставила меня увидеть не только то, что блестит снаружи. Ты ловко умеешь меня рассмешить до колик. Мы умеем ссориться и тешиться. Обожаю. Ты можешь вывернуть добрые намерения наизнанку. И заставить меня отчитаться «за базар».
Его хватка стала жестче, поскольку впервые в жизни он высказал все, что накипело, без обиняков, а она не отвечала. Во всяком случае, не так, как он надеялся.
– Всю жизнь я плыл по течению. Ты первая женщина, которая зацепила меня так, что захотелось бросить якорь. Чтобы рискнуть вдвоем. Я хочу остаться здесь, с тобой, войти в твои мечты. Я мечу на должность шефа и, даже если вздумаешь продержать меня два года в подручных, все равно буду здесь, даже через двадцать лет, работать рядом с тобой, чтобы мечта стала былью. – Он смел влажные волосы с ее лба. Только без паники. – Если еще не все ясно, постараюсь уложиться в несколько слов. Контракт. Бессрочный. Семейный. Хочу увидеть, как ты сидишь в качалке и нянчишь нашего первого ребенка, прикладываешь его к груди. Хочу увидеть тебя в том же кресле, когда мы будем праздновать шестьдесят лет со дня нашей свадьбы в окружении внуков…
– А если у меня не будет той восхитительной для тебя груди, что тогда? – Слова слетели с языка, прежде чем Оливия успела подвергнуть их цензуре. От такой несправедливости ее сердце болезненно сжалось. Почему судьба отказывает ей в том, чего она желает всей душой?
Его лоб прорезали морщины.
– Что ты имеешь в виду?
– Дети? Свадьба? – К глазам, помимо ее воли, подступили жгучие слезы. – Разве нам сейчас плохо без этого?
Темные глаза налились грозной силой, бешеный взгляд давил.
– Того, что есть, недостаточно. Я хочу большего. Я обрел сестру, затем ее лучшую подругу, вследствие чего решил: семья – очень даже хорошее дело.
– Нет. – Она покачала головой, сердце разрывалось на части. – Моя жизнь уже распланирована, и в тех контрактах семья не значится. Джетт Дейвис, Джетт Сеттер, шеф-гурман и чародей, всепланетный путешественник, брат моей лучшей подруги. Бри – твоя единственная семья, и она любит тебя.
– Я знаю, кто я такой, – бросил он зло, – и знаю, кто ты. Ты женщина, которую я люблю.
Люблю. Звучное слово завибрировало в пространстве между ними, их недоверчивые взгляды встретились. Словно Джетт, как и она, удивился и растерялся.
Словно жесткий кулак сокрушительно сдавил ей сердце. Она качнула головой:
– Нет.
Крепкие пальцы сжали ей руки, он резко приподнял ее, ноги оторвались от земли – пусть увидит и поймет, что кроется в его глазах. Отчаяние. Безысходность. Мука.
– Ну а теперь прикажи мне убраться. Скажи, что не хочешь, чтобы я вошел в твою жизнь.
– Это не так просто.
– Все просто, Оливия. – Он внезапно разжал руки, и она, отшатнувшись, едва не упала. Его рот мучительно скривился, глаза горестно застыли, она поняла, что обидела его. Точно так же, как и многие другие в его прошлой жизни.
– Джетт, пожалуйста, поверь, я никогда не хотела обидеть тебя. Поверь же.
– Я уберусь с твоей дороги. Через тридцать минут, – сказал он глуховатым голосом, словно пережитое крушение не очень повредило его связки. – Буду признателен, если просемафоришь мне доброго пути.
Он развернулся. И поступил так, как сказал. Уходил из ее жизни. Навсегда.
– Подожди. – Еще один взгляд. Ее рука сжалась над грудью. Он остановился, но не обернулся. – Мне надо кое-что сказать тебе, пока ты не уехал.
Всего лишь равнодушно кивнул. Она не видела выражения его лица, но поза была столь напряженна, что казалось, он готов разорваться пополам.
– Благодарю тебя. За все.
Должно быть, ее голос прозвучал как-то особенно, потому что он тут же развернулся к ней. Темные глаза впились в нее долгим изучающим взглядом.
– Ты заболела? Поэтому?
Слабая улыбка тронула ее губы. Он верно ухватил суть дела.
– Сама не знаю. Пока.
Его плечи расслабленно ссутулились в сочувствии, но выражение лица осталось мрачным. Выдавил деревянным голосом:
– Что-то еще?
Она качнула головой. Еще я люблю тебя, и ты, возможно, поймешь, почему я однажды приняла такое решение.
Он покачал головой и возобновил свой путь.
Оливия не стала ему перечить. Уселась на балконе и тупо смотрела просохшими глазами на долину реки Деруэнт, пока не услышала звук отъезжающей машины Джетта. Взял напрокат. После чего захлопотала. Сняла постельное белье с кровати, сменила полотенца. Никаких сувениров.
Через час в ее телефоне зазвенели веселые позывные Бри. Она выключила безделушку, упрятала на дно сумочки и продолжила заниматься хозяйством.
Она позвонит Бри завтра. Объяснит. Пусть поймет ее. Затем выведет из гавани «Грядущую зарю» и, быть может, переночует под звездным небом на воде. Они с мамой, бывало, так и делали. И после ее смерти она тоже провела ночь под куполом неба.
Ее жесткий рабочий настрой продержался вплоть до томительно тягучей сиесты, пока она не обнаружила под подушкой у самого края дивана его любимый джемпер. Болезненно сжались легкие, и она осела на пол, вспоминая, как согревал ее этот мягкий кашемир, когда он прижимал ее к своей груди. Пару дней назад. Вечерами уже прохладно. Она зарылась носом в складки ткани, и ее шлюзы прорвало.