Расстрелянная корона. Книга 1
Шрифт:
В середине ноября 1897 года в Санкт-Петербург приехал дядя императора, московский генерал-губернатор Сергей Александрович. Он привез подарки племяннику и его супруге по случаю рождения в мае второй дочери, нареченной Татьяной. Император отметил, что великий князь, как и всегда, держался бодро, но во взгляде его иногда пробивался какой-то странный блеск.
– Что с вами, Сергей Александрович? Вы больны?
– Нет, ваше величество, я не болен. Просто меня иногда посещает какая-то необъяснимая тревога, но давайте не будем
– Пройдемте в кабинет, Сергей Александрович, там спокойно обо всем и поговорим, в том числе и о вашей необъяснимой тревоге. Возможно, найдем объяснение и ей.
Император и великий князь прошли в кабинет государя. Почти сразу там появился и князь Ухтомский, не являвшийся каким-либо официальным высокопоставленным чиновником, но находившийся в дружеских отношениях с императором еще со времен памятного путешествия на Дальний Восток.
Николай предложил всем устраиваться в кресла, сам остался у стола и заявил:
– Насчет отношений с императором Вильгельмом, Сергей Александрович. Сейчас они довольно напряженные. Объясню, почему это так. Я возмущен превратным толкованием текста нашей телеграммы германским правительством в отношении бухты Киао-Чао. Вильгельму было ясно дано понять, что Россия против занятия бухты кораблями его флота, он решил действовать независимо от наших желаний. Несмотря на наши сигналы, на то, что Китай согласился выполнить все требования по инциденту с убийством миссионеров, германские суда все же заняли бухту Киао-Чао. Более того, на берег высадился вооруженный отряд. Сейчас мы должны определить свое отношение к данному факту.
– Самым последовательным решением с точки зрения русско-китайской дружбы было бы вынудить Вильгельма отозвать свои корабли из Киао-Чао, – сказал Сергей Александрович.
– Да, – согласился император. – Но это означало бы войну. Причем не только с Германией, а со всем Тройственным союзом. Это после того как нами были предприняты усилия по установлению более длительного мира в Европе. В Берлине все прекрасно понимают. Мне передана записка князя Бюлова кайзеру Вильгельму. В ней статс-секретарь германского правительства по иностранным делам пишет: «По моему впечатлению, русские не нападут на нас из-за Киао-Чао и не захотят в данный момент с нами ссориться».
– Весьма самоуверенное заявление, – проговорил Сергей Александрович. – Но по сути Бюлов прав. Из-за какой-то бухты войны мы не начнем.
– Тогда каким образом нам можно вынудить Вильгельма отозвать свои корабли?
Князь Ухтомский поднялся:
– Позвольте слово, ваше величество?
– Да, конечно, Эспер Эсперович.
– Предлагаю выждать некоторое время, поддерживая Китай в состоянии пассивного сопротивления. Когда будет готова Сибирская дорога, подобная политика принесет свои плоды. С этой позицией согласен и министр финансов Витте.
Сергей Александрович возразил:
– Но, Эспер Эсперович, такая политика имеет и оборотную сторону. Самый существенный фактор в международной жизни и есть время. Где гарантия, что оно будет работать
Николай выслушал дядю, прошелся по кабинету, выкурил папиросу, повернулся к великому князю и Ухтомскому:
– Из этих противоречивых тенденций напрашивается единственный вывод. Нам необходимо заполучить в Китае крупный опорный пункт, по возможности не нанеся ущерба дружбе с правительством этой страны. Подобное решение вполне целесообразно даже для защиты Китая от дальнейшего раздела.
Присутствующие признали правоту императора. После чего князь Ухтомский ушел.
Николай присел в кресло напротив дяди.
– Ну а теперь поговорим о тревогах, вас мучающих.
– Я не думаю, что это повод для серьезного обсуждения.
– И все же, Сергей Александрович!..
– Последнее время я чувствую, что кто-то начал на меня настоящую охоту.
– Даже так? Против великого князя, генерал-губернатора Первопрестольной?
– Да. Мне не раз докладывали, что некоторые революционно настроенные организации планируют мое физическое устранение. Я не придавал этому особого значения. Но вот недавно по пути следования моего экипажа в Кремль жандармы задержали двух подозрительных типов в студенческой форме. И что бы вы думали? Эти жандармы, оказывается, спасли мне жизнь, так как при «студентах» были обнаружены две самодельные бомбы, практически копии тех, что применялись против Александра Второго.
– Вряд ли конвой дал бы бросить бомбы в экипаж.
– Собственный его императорского величества конвой сопровождал и вашего деда, моего отца. Конечно, казаки не пожалели бы жизни, спасая меня, но успели бы?
Николай погладил аккуратно подстриженные усы.
– Покушавшиеся дали признательные показания?
– Дали, но не раскрыли организации. Заявили, что сами, по личным мотивам. У одного из них какой-то родственник погиб в давке на Ходынском поле.
– На Ходынку теперь много списать можно. Значит, вы считаете, что вашей жизни угрожает реальная опасность?
– Не только моей, вашей тоже.
– Но у меня сильная, хорошо подготовленная охрана.
Великий князь наклонился к императору и заговорил с ним не как с правителем великой державы, а как с племянником:
– Николай, никто из нас, членов царской семьи, не может считать себя полностью защищенным. Но и прятаться от народа мы тоже не должны.
– Вы что-то хотите предложить?
– Конвой – это хорошо. Он состоит из верных нам казаков, в этом нет никакого сомнения, но находится рядом и заметен. Предлагаю усилить особое подразделение офицерами, которые исполняли бы обязанности личных телохранителей. Если императорский конвой сопровождает царских особ в поездках по стране, то особая охрана выезжала бы с делегациями и за рубеж.