Расстройство Сна

Кетчам Джек

Билл Дюмонт был первоклассным американским ублюдком, и сам прекрасно это осознавал. Таким же типом был его отец, скорее всего аналогичная ситуация обстояла и с его дедом. Билл жил сегодняшним днём, постоянно пытался урвать своё - не хватало ещё видеть сны о такой жизни.

Но ведь должны же быть сны.

Иначе откуда было взяться сонному бреду?

Да, Билл говорил во сне.

Практически каждую ночь, по словам его нынешней-любовницы Энни. Или по словам Лоры, его будущей-экс-жены. Или согласно жалобам любой другой девки, из тех, что он цеплял

на стороне. Судя по всему, началось это ещё в колледже, поскольку он точно помнил, как перепугал Гарри, своего последнего соседа, на вторую ночь совместного пребывания в новой комнате. Тогда Билл уселся на своей кровати прямо, как столб, и пробормотал: «Я пришёл к тебе сквозь пространство и время, но не через Нью-Джерси». А после снова отрубился.

Гарри поглядывал на него с опаской целую неделю или типа того. Оно и понятно.

Нью-Джерси, блин.

– То, что тебе снится, - как-то сказал Гарри, - это то, что ты воспринимаешь, рассматривая Других, рассматривающих тебя.

Ну, Гарри был бакалавром психологии, чего ещё ждать от такого соседа? Он мог нести разнообразную фрейдистскую, юнгианскую или райхианскую околесицу, но Биллу, в те голодные студенческие годы, весь этот психоанализ был куда менее интересен, нежели содержимое его кошелька. Гарии был богатым парнишкой. Более того, Гарри питал слабость к высокому, смуглому и симпатичному Биллу Дюмонту - а Биллу, в свою очередь, не очень хотелось жить впроголодь на сдачу от взносов за обучение. Так что, как говорится, дырка есть дырка.

Билл изображал пылкую страсть на протяжении всего первого года обучения, втайне окучивая чирлидерш и бизнес-бакалавриат, приглашая их в хорошие рестораны на деньги, позаимствованные у Гарри. А в перерыве между тратами на тусовки и тратами на обучение, разводил бедного лоха на небольшие состояния. Когда Гарри наконец понял в чём дело, он просто-напросто снёс себе башку - аккурат после выпускного. Печально. Хотя, если говорить начистоту - психические проблемы Гарри Билла нисколько не касались.

Но вот эти, блин, разговоры во сне. Лет после тридцати все постоянно на это жаловались. Лора даже купила беруши. По его мнению, это было охренеть как грубо. Но, по крайней мере, после этого стерва перестала ныть - её жалобы время от времени касались лишь неудобств, связанных со сном в берушах.

– Ну и спи на диване, если у тебя от этих херовин болят уши, - посоветовал он ей однажды.

Однако она никуда не ушла. Лора была безвольной, а Билл был, ну... высоким, смуглым и симпатичным. Когда Билл спал с Лорой, ему нравилось представлять на её месте других женщин, несмотря на то, что она была довольно милой.

А что касается разговоров во сне, Билл, судя по всему, разговаривал чистым, почти дикторским голосом, а всё что он говорил, было абсолютно осмысленным - или могло быть таковым, если вы могли найти правильный контекст.

Но вы бы не смогли. Да и у самого Билла не получалось. Потому что контекстом были те самые сны, которых он никогда не запоминал.

До

сих пор разговоры во сне было не особо серьёзной проблемой. Они не мешали ему высыпаться. Поначалу Энни даже находила эту его особенность забавной.

– Кто такая Милли?
– спросила она его как-то утром.

На одной из его костяшек была царапина с полоской засохшей крови и он глядел на неё, пытаясь понять откуда она взялась.

– Что?

– Кто такая Милли? Прошлой ночью ты произнёс это имя во сне, - oна рассмеялась.
– Милли, Милли, Милли, - повторила Энни.
– Твоя любовница, да?
– oна вновь расхохоталась.

Энни доверяла ему.

Билл понятия не имел, почему.

Он рассмеялся в ответ, пожалуй, несколько поспешно.

– Милли? Так мы между собой называем Реджинальда Милтона, одного из наших лучших клиентов. Парень приносит мне полтора “лимона” в год, чтобы его впустили на все горячие IPO^[32]. Слава Богу, что такие как Милли есть в нашем деле.

Десятилетия профессионального вранья одарили Билла потрясающей способностью к мгновенным отговоркам. Никакого Реджинальда Милтона, по крайней мере с прозвищем "Милли", среди знакомых Билла не существовало. Оно принадлежало симпатичной, но излишне потасканной пятидесятидолларовой шлюшке, которую он время от времени снимал, когда Энни уезжала по делам.

В этот самый момент он осознал, что вся эта хрень с ночной болтовнёй может превратиться в серьёзную проблему. У Билла была целая куча секретов, о которых он не имел ни малейшего желания трепаться во сне. Или где-либо ещё, если уж на то пошло.

К примеру, в гостиной, за диваном и потайной панелью в стене, он припрятал два миллиона долларов непомеченной наличкой. Эти деньги он заработал разнообразными сугубо нелегальными методами. Сама панель крепилась к стенному пазу магнитами - определить её местоположение было несложно.

А ещё, в том же самом тайнике, находилась довольно ценная коллекция монет, унаследованная Энни от дяди. Как-то раз, когда Энни была за городом, ещё до того, как они с Биллом съехались, эта самая коллекция была “похищена” из квартиры в результате весьма досадного квартирного воровства. И вот ведь совпадение! У Лоры была пара сотен тысяч в облигациях на предъявителя, которые также были украдены из ее квартиры во время прискорбного ограбления еще до того, как они поженились. Кстати говоря, эти акции тоже дожидались своего часа за пресловутой стенной панелью.

Биллу не очень хотелось распространяться о подобных фактах в принципе - не говоря уже о тех моментах, когда они с Энни находились бок о бок.

Короче говоря, эта ситуация его бесила. Ему не нужно было, блин, трепаться во сне.

Это вызывало у него некоторое беспокойство.

Иногда, по ночам он произносил забавные фразы, а иногда - например, когда Энни хотелось выспаться, а он посреди ночи будил её воплем "ОТПРАВЬ ЭТО!" - раздражал её. Но не более того.

Что было настоящим источником раздражения, так это храп.