Рассвет 2050 года. Брат теней
Шрифт:
Возможно, они обменялись мысленными посланиями. Форс так никогда и не узнал этого. Но, закончив свой осмотр, Лура безразлично отвернулась от кобылы, а та перестала дрожать. Впрочем, прошло больше часа, прежде чем Форс сделал импровизированную уздечку из веревки и седельную подушку из одеяла. Встав на кирпичи, ему удалось перебросить здоровую ногу через спину кобылы.
Степняки отлично обучили ее, и двигалась она так ровно, что неуклюжий Форс, не имевший никакого опыта в верховой езде, смог удерживаться в седле. Он направил Лошадь снова на дорогу, по которой они прибыли сюда, в эту долину, и они снова выехали на раскинувшиеся перед Ними поля. Несмотря на ноющую
Неужели это все сделал он — тот, кого Совет отбраковал, сочтя непригодным для Звезды? Его губы разошлись в ослепительной улыбке, слегка напоминающей оскал вышедшей на охоту Луры. Что ж, они увидят… увидят, что сын Лэнгдона, светловолосый Мутант, ничем не уступает самым лучшим охотникам Эйри! Он докажет всем им!
Лура пристроилась позади, и кобыла сделала шаг в сторону, словно она все еще была не слишком довольна таким близким соседством огромной кошки. Очнувшись от грез, Форс обратил внимание на окружающее.
Среди кустов были разбросаны кучки щебня, остовы старых строений. Совершенно неожиданно копыта лошади начали издавать звуки совершенного другого рода. Она выбирала себе дорогу по шпалам, на которых были установлены длинные прямые линии ржавых рельс. Форс потянул за узду. Впереди виднелись развалины строений, расположенных совсем рядом друг с другом; их становилось все больше: городишко, может быть, даже небольшой город.
Что–то в этих развалинах было такое, отчего ему стало не по себе. Фермы, оказавшиеся сейчас во власти дикой растительности, вовсе не производили на него такого жуткого впечатления. Он снова испытывал странную слабость, поразившую его тело и дух, когда он шествовал мимо конвоя разбитых машин. И он вытер руку о жесткую гриву кобылы, словно ему хотелось стереть с нее какое–то неприятное пятно. Однако он ни к чему не прикасался в этом месте! Тут были испарения зла, поднимавшиеся подобно туману даже сквозь пелену непрекращающейся измороси.
Туман… Да, здесь был самый настоящий туман, грязно–белыми спиралями окутывавший перемешанные кучи сгнившего дерева, обвалившегося кирпича и камня. Туман уплотнялся, став более густым, чем те, которые он видел в родных горах, и непонятно почему пугающим. Форс убрал руку от гривы лошади и погладил больную ногу. Последовавший за этим укол боли заставил его издать резкий крик. Что ж, решил Форс, этот туман положит конец его сегодняшнему путешествию. Теперь он нуждался в безопасном месте, где можно было разжечь костер и еще раз обработать свою рану. И ему хотелось забыть на ночь о дожде.
Ему не нравились эти развалины, но только там мог он найти то, в чем нуждался, и разумнее было углубиться в них. прочем, он заставил лошадь сбавить ход, и это оказалось правильным: вскоре перед ними среди шпал разверзся провал — черная зияющая дыра, с неровными зубьями сломанного бетона. Они объехали ее, стараясь держаться подальше от осыпающегося края, насколько это позволяли развалины. Форс начинал сожалеть, что они покинули каменную хижину на ферме. Он уже не мог не обращать внимания на постоянную ноющую боль. Возможно, лучше было бы передохнуть там денек–другой. Но если бы он поступил так, то сейчас бы не
Еще дважды огромные дыры зияли среди шпал, и последняя из них оказалась размерами с небольшой кратер. Медленно объезжая ее, Форс пересек полосу грязной, но твердой земли, выброшенной из ее темного нутра. Она имела вид натоптанной тропинки. Лура понюхала ее и зарычала, шерсть у нее на загривке стала дыбом, и она издала резкое шипение. Кто бы ни ходил по этой тропинке, она считала его врагом.
Кем бы ни было это существо, которому Лура, не побоявшаяся сразиться с дикой коровой, стадом свиней или жеребцом, вынесла такое определение, Форс не хотел встречаться с ним в своем нынешнем состоянии калеки. Он опустил повод и позволил кобыле идти быстрее.
Вскоре за этим кратером они вышли к небольшому холму, на котором стояло здание из белого камня с еще сохранившейся крышей. На его склоне ничего не росло, если не считать нескольких невысоких кустов, и, как считал Форс, из здания можно будет видеть практически все вокруг. И он быстро принял решение — направиться туда.
Неприятным открытием для него оказался провал в Центре крыши, открытый для непогоды, а само это здание было небольшим амфитеатром, в котором ряды широких сидений спускались к квадратной платформе.
Однако по периметру этого амфитеатра располагались Небольшие комнатки, и в одной из них он разбил лагерь. Он привязал кобылу к одной из колонн, образующих проход к амфитеатру, и накормил ее травой, которую нарвал на холме, а также сушеным зерном, чему лошадь очень обрадовалась. Ее можно было стреножить и оставить пастись, но, вспомнив об истоптанной тропинке возле кратера, он удержался от этого.
Вода от дождя собралась в выбоинах мостовой, и Лура жадно напилась из одной такой лужи, а кобыла в это время — из другой, подняв при этом много шума. Из прибившихся к колоннам веточек, которые туда принес ветер, Форс соорудил костер, расположив его за стеной так, чтобы его нельзя было видеть снизу. Когда в его кастрюльке закипела вода, он снова подверг себя испытанию снимания повязки с раны на ноге. Бальзам действовал: несмотря на то, что рубец был твердый и ноющий, он был чист и без следов гноения, и края уже зарубцевались, хотя, несомненно, шрам останется на всю жизнь.
Лура не вышла поохотиться, хотя наверняка чувствовала голод. После того как они обошли тот кратер, она все время держалась рядом с Форсом, и теперь прилегла возле костра, задумчиво глядя на язычки пламени. Он не заставлял ее покинуть здание. Лура больше знала лес, чем любой человек мог надеяться, и если она решила не охотиться, то на то, значит, были веские причины. Жаль только, что она не могла открыть Форсу, чего же именно она и боится, и ненавидит. Он уловил эти страх и ненависть, когда они на мгновение соприкоснулись своими разумами, но какое же именно существо вызвало у нее такие эмоции, осталось для него в тайне.
Поэтому они с чувством голода легли спать: Форс решил, что остатки зерна он отдаст кобыле, чтобы привязать ее к себе. Он постоянно подкладывал веточки в костер, но так, чтобы он оставался небольшим: он не хотел лежать в темноте в этом месте, где многое и многое было выше его понимания.
Некоторое время он прислушивался, не стучит ли где–нибудь в темноте ночи барабанщик. Он ничуть бы этому не удивился. Однако ночь была тихой и спокойной, и он слышал шорох насекомых в траве снаружи. Да еще бормотание ветра, шевелящего листья на холме.