Рассвет Эдема
Шрифт:
— Я люблю тебя, Бен, — прошептала я, и увидела, как его глаза округляются. — И я ни о чем не жалею, — позади меня раздался треск, когда бешеный оторвал огромный кусок двери, но я даже не обернулась. — Ты дал мне дом и семью и, даже если бы мне пришлось снова все это повторить, заранее зная, чем все это закончится, я все равно последовала бы за тобой куда угодно.
Бен наклонился, прильнув своими губами к моим, сокрушая их. Я прижалась к нему, пытаясь ощутить его всем своим телом, как бы объединяя наши души. Мы поцеловались в последний раз в этой темной спальне, бешеные сотрясали дверь,
Бен отстранился от моих губ, но не от меня, его лоб прикасался к моему.
— Они не получат тебя, — прошептал он, и в его глазах появился уверенный блеск. — Я им не позволю. Ты умрешь не так.
Дверь снова вздрогнула, затрещал даже дверной проем. Они почти проникли внутрь. Бен слегка отстранился, в его глазах блестели слезы, и я почувствовала холодное дуло револьвера под подбородком. По спине у меня пробежал холодок, но я не боялась. Да, так будет лучше. Никакой боли, никаких зубов или когтей, разрывающих меня на части. Ни единого шанса воскреснуть в качестве одной из них.
— Больно не будет, — пообещал Бен, удерживая мой взгляд. — Ты ничего не почувствуешь, клянусь. И я… Я отправлюсь сразу за тобой.
Он дрожал. Я сцепила свои пальцы вокруг его руки, усмиряя дрожь, чтобы оружие не двигалось. Бен наблюдал за мной, ожидая моего сигнала, что я готова. Позади меня кричали бешеные, как будто знали, что я собралась улизнуть от них туда, где они не смогут добраться до меня. От этой мысли я чуть не улыбнулась.
— Готова? — прошептал Бен, и я сделала глубокий вдох. Позади него сквозь шторы и щели в окне я видела небо, окрашенное в нежно-розовый предрассветный цвет.
Окно.
— Подожди! — прошептала я, усиливая свою хватку на его руках. — Бен, подожди.
Я оттолкнула оружие, и Бен уронил его со вздохом облегчения. Шагнув к заколоченному окну, я отодвинула плотные, черные шторы.
Оранжевый свет заструился между щелей в дереве, яркий и многообещающий, оставляющий тонкие полоски света на полу.
— Бен! — задыхаясь, проговорила я, оборачиваясь к нему, но он уже действовал. Подняв дробовик с пола, он ударил прикладом в окно, и раздался звук бьющегося стекла в сопровождении визга бешеных.
Я присоединилась к нему, колотя дерево книгой с полки. Мы лихорадочно сбивали доски с оконной рамы, а бешеные позади нас выли и кричали. Гвозди не поддавались, крепление досок ослабело, хотя они упрямо не хотели сдаваться.
С финальным треском дверь отлетела, и, издавая рев, в комнату ринулись бешеные. Сжавшись, я обхватила себя руками, а Бен снова ударил доску, и та отлетела далеко от оконной рамы.
Поток оранжевого солнечного света разлился по полу между нами и бешеными, и каким-то чудесным образом монстры резко остановились. Бен вжался в угол, тесно прижимая меня к себе, пока стая шипела и рычала на краю световой полосы. Я вцепилась в Бена, не позволяя себе закрыть глаза, встречаясь лицом к лицу с монстрами, стоящими в нескольких метрах от нас. Я чувствовала сердцебиение Бена, его прерывистое дыхание, силу его рук, прижимающих меня к своей груди. Бешеные разочаровано шипели, один из них ринулся вперед из тени на свет.
Когда от его белой кожи пошел дым, он зашипел по-другому. Бешеный вздрогнул, отступая назад. Раздирая себя когтями и подвывая, он развернулся и исчез из комнаты, а воздухе остался запах поджаренного, гниющего мяса. Остальные бешеные зашипели, завыли и оскалили на нас свои клыки, но медленно последовали его примеру, покидая комнату. Я выглянула из окна и увидела, как бледные существа сползают с крыльца, перебираясь в тень, продираясь через кусты и деревья, держась подальше от солнца.
В течение нескольких секунд они исчезли.
Белесоватый туман повис над отдаленными лесами и полями, собираясь в углублениях и проглядывая сквозь ветви деревьев. Где-то среди деревьев запела птица, ей ответила другая. Бешеные ушли. Они вернутся сегодня ночью, наверняка, но сейчас они ушли, а мы были по-прежнему живы.
Ну, большинство из нас.
Я взглянула на Бена и увидела, как он ошеломленно смотрит в окно. Его дыхание все еще было прерывистым, а сердце громко стучало в груди, но он закрыл глаза и вдруг крепко обнял меня.
Я ответила на объятия. Мы не проронили ни слова. Не было надобности озвучивать очевидные вещи: сегодня вечером они вернутся, как только зайдет солнце. Мы просто держали друг друга в объятиях, довольствуясь тем, что прислушивались к дыханию и сердцебиению друг друга, пока солнце поднималось все выше на небе и озаряло все живое своим светом.
* * *
Тем утром мы похоронили Самсона под одинокой высокой сосной, которая росла посреди поля. Небо было ясным, солнце ярко светило над головами, проникая сквозь сосновые ветви, оставляя пятнистый узор на стволе. Бен надел позаимствованный галстук и пиджак, он стоял у могилы, руки были сложены перед ним в молитвенном жесте, он выглядел мрачным и крайне серьезным… И был очень похож на отца.
— Я не так давно вернулся, — обратился он к родственникам, стоящим полукругом по другую сторону могилы. — Я помню, как всего несколько лет назад мне не терпелось покинуть это место. Так отчаянно хотел выбраться отсюда. и на какое-то время мне удалось это сделать. Город был захватывающим, шумным и густонаселенным, он так отличался от унылого клочка земли, который я оставил позади. Я думал, что буду счастлив там, один. Я ошибался. А сейчас, — продолжил он, встречаясь со всеми взглядом: — я понял, о чем говорил отец. Это наш дом. И мы будем защищать его. Мы будем сильными, все отстроим и начнем сначала. Мы проживем здесь свою жизнь. Сколько бы нам не было отпущено, — его взгляд упал на могильный холмик у него под ногами. — Этого бы хотел отец.
Он опустил голову и отступил назад. Рейчел и несколько других женщин выступили вперед, чтобы положить на могилу цветы. Я протянула ему руку, когда он присоединился ко мне, и он сжал мою ладонь.
Бен вздохнул и прикрыл глаза, подставляя голову солнечному свету. Какое-то мгновение я наблюдала за ним, а затем толкнула его плечо своим.
— О чем ты думаешь?
Он посмотрел на меня, его взгляд был ясным и прямым, как будто свет выжег последние намеки на вину и душевные муки, и я смотрела прямо ему в душу.