Рассвет костяной волшебницы

Парди Кэтрин

– Гвардейцы разобрались, как мы проникли в замок?

Жюли кивает.

– Мы с Марселем едва унесли ноги.

– Тогда как нам проникнуть в Бо Пале?

Поиски подходящего места и подготовка к взрыву заняли две недели.

Она делает глубокий вдох, словно не раз репетировала свой ответ.

– У меня есть идея. В ту ночь, когда мы с Бастьеном и Марселем привели Аилессу в катакомбы…

– Ты хотела сказать, когда вы похитили ее?

– Да, да. – Жюли отмахивается от моих слов. – Одива попыталась освободить ее… попыталась

отвлечь нас, чтобы Аилесса могла сбежать. И это почти сработало. – Она быстро объясняет, как множество гигантских летучих мышей напали на них.

Я вспоминаю ту ночь.

– Одива пела и молилась Тирусу, – бормочу я. Когда старшие Леуррессы отправились на поиски Аилессы, мать осталась в замке Кре. – Я видела, как она порезала палец о зубы черепа ночной вечерницы. Видимо, для ритуала требовалась ее кровь.

Что неудивительно. Ведь Аилесса – ее дочь и одной с ней крови. Поэтому летучие мыши по зову магии направились туда, где ее удерживали.

– Отлично, – говорит Жюли. – Тогда ты знаешь, как это сделать.

– Возможно.

Кажется, это не сложнее ритуала призыва amoure Аилессы, который я проводила.

– Но ритуалы обращения к Тирусу используются только в крайних случаях.

– Ты разве не слышала, что я говорила? Воров отправляют на виселицу. Что это, если не крайний случай, Сабина?

Во рту все пересыхает, и я заставляю себя сглотнуть.

– Ну, не думаю, что нашествие ночных козодоев или саламандр сможет причинить столько же вреда, как летучие мыши.

– А золотые шакалы? – спрашивает Жюли.

– Они не обитают в Южной Галле. – Убитый мной шакал невероятная редкость. И вообще, непонятно, как его занесло сюда. – Ритуалы Леурресс сильны, но не способны создать новую жизнь.

– Так я и думала. – Она склоняет голову набок. – Значит, если нам необходимо, чтобы животные напали на замок, они должны обитать где-то рядом?

Я хмурюсь, заметив, как блестят от нетерпения ее карие глаза.

– У меня уже есть три кости благодати, Жюли. Я не могу…

– У Одивы их было пять.

– Я не matrone. Вернее, не совсем. Аилесса скоро вернется, и…

– Но пока же ты matrone. Так почему бы тебе не заполучить еще одну кость. – Она пожимает плечами. – А когда Аилесса наденет корону, выбросишь ее. К тому же, если змеи отвлекут гвардейцев, ты сможешь вернуть Аилессу домой быстрее.

– Змеи?

У меня все сжимается внутри.

Она наклоняется ближе ко мне.

– Разве ты не понимаешь? Аилесса с Бастьеном поймут, что змеи приползли, повинуясь магии Костяных волшебниц, и отыщут способ вырваться из замка.

У меня вырывается резкий смешок.

– Если только их не парализует от яда.

– Можешь не беспокоиться об этом. Сейчас покажу. – Жюли спешит к садовой стене и достает из-за нее мешок из грубой ткани, завязанный узлом.

Ох,

нет…

Она быстро возвращается назад с такой широкой улыбкой, что видно небольшую щель между передними зубами. Вот только даже от такой короткой пробежки ее дыхание стало тяжелым. Жюли сейчас намного слабее, чем месяц назад, когда я сражалась с ней под мостом во время попытки Аилессы пройти обряд посвящения. К сожалению, она уже никогда не восстановит силы, потому что потеряла слишком много Света. Никто из жителей Довра, на которых напали Скованные, не восстановится.

Сморщив нос, я смотрю на извивающийся мешок.

– Что там?

– Гэльский узорчатый полоз. – Жюли перекидывает свою золотистую косу через плечо. – Он не ядовит, но Марсель говорит, что этих змей часто путают со степными гадюками. У них очень похожий окрас, к тому же когда полозы чувствуют угрозу, то сплющивают свои треугольные головы, чтобы выглядеть как гадюка.

Я массирую виски, чувствуя, как начинает болеть голова.

– Не знаю, Жюли.

Старейшины ждут моего возвращения. Хотя, возможно, увидев у меня еще одну кость, они поверят, что я изо всех сил стараюсь стать хорошей matrone.

– Я хочу освободить Бастьена… но что, если Аилессе лучше оставаться в Бо Пале?

Я вспоминаю коварное лицо матери. А затем и ее слова: «Ей всего-то нужно коснуться моей руки, чтобы Тирус выпустил меня».

– Лучше? – усмехается Жюли. – Ты же сама сказала, что Скованные на свободе. А в прошлый раз они стекались к Аилессе, словно она сияла, как маяк в ночи.

– Это происходило потому, что она играла песню сирены, чтобы открыть Врата.

Сегодня вечером это сделала я, но, похоже, Скованные, наоборот, убегали от меня. А моего ожерелья они пугались.

– Но ей все еще угрожает опасность, – настаивает Жюли. – Нам стоит снова скрыться под землей. И когда Бастьен с Аилессой вернутся…

– Аилесса не может вернуться! – огрызаюсь я. – Наша мать жива, Жюли!

Она морщит лоб:

– Ты говорила, что она прошла через Врата и…

– Я видела ее с другой стороны Врат сегодня вечером. Она сказала, что жива, и, кажется, не обманывает. – Я медленно втягиваю воздух. Мои проблемы далеки от решения, но все же становится легче, когда делишься ими с кем-то. – Пока Одива заперта там. Но она хочет, чтобы Аилесса помогла ей выбраться оттуда.

С мгновение Жюли обдумывает мои слова.

– А ты не думаешь, что тебе стоит предупредить Аилессу?

Я тру лицо рукой.

– Не знаю.

Сегодня я и сама получила предупреждение. Сначала мне показалось, что серебряная сова защищает мою сестру от очарования Подземного мира, но, возможно, птица знала, что наша мать будет поджидать у Врат Аилессу. Прикусив губу, Жюли поглядывает в сторону Довра. Если бы высокие башни замка Кре не осыпались, мы бы могли с них увидеть крепостные стены Бо Пале.