Рассвет над Майдманом
Шрифт:
Глеб смутно помнил, как они попали в степь. После пленения, он трясся на лошади по парку, потом всадники спустились к реке и вошли в камыши. Путь по камышам продолжался больше двух часов. Изредка вода поднималась достаточно высоко и мочила ему волосы. Несколько раз накатывала дикая головная боль, и свет в глазах мерк. После камышей маленький отряд выбрался на сухое место и вот уже несколько часов кряду не спеша двигался по степи, изредка огибая небольшие холмы.
Пленник не помнил, чтобы рядом с городом встречались подобные свободные пространства. Город окружали леса, небольшие поля,
— Приехали. Пора и отдохнуть.
Фрайм пнул легонько прислоненного к камню Глеба. Тот открыл глаза и сглотнул.
— Э, дорогой, да ты спекся в дороге. Как тебя разморило. Что-то ты слаб. Не ожидал от тебя. Ладно, сейчас поешь, дальше будет видно.
Стреноженные лошади паслись у подножья небольшого холма. На его верхушке Фрайм разжег костер и разложил припасы из седельных сумок. На костре булькала похлебка, рядом стоял еще один котелок, полный воды. Связанный по ногам и рукам Глеб сидел, прислонившись к покрытому мхом валуну. Рядом валялось еще несколько. Тело не повиновалось, и Глеб лишь осторожно оглядывался по сторонам, стараясь вернуть ясность в пока гудящую голову.
Миска с водой коснулась спекшихся губ. Осторожно, чтобы не расплескать драгоценную влагу, он принялся пить, не обращая внимания на насмешливый взгляд наемника. Так же молча, как напоил его, тот вернулся к костру.
След заката окрашивал холм. Солнце уже скрылось, и быстро темнело. Фрайм подбросил еще сучьев в костер, помешал варево, снял пробу. Довольно что-то буркнув, убрал котелок с огня. Казалось, ему совсем нет никакого дела до сидящего в десяти шагах пленника.
Желудок яростно забурчал, отозвавшись на накатившие запахи. Вздохнув, Глеб решил терпеть, сколько хватит сил. Не хватало еще унижаться перед наглым головорезом. Чтобы его не видеть, он отвернулся и вздрогнул от неожиданности. В двух шагах от него стоял человек в черном. Черный плащ с капюшоном скрывал лицо и одежду. Из-под плаща лишь виднелись кончики черных сапог. На фоне наступившей ночи человек был почти невидим.
Фрайм тенью возник рядом и обменялся с незнакомцем рукопожатием.
Еле слышный шепот донесся из-под капюшона.
— Ну, как он?
Фрайм перешел на какой-то гортанный незнакомый для Глеба язык.
— Дурной какой-то. Я к нему по-хорошему, а он мне чуть шею не свернул.
— Что же так?
— Да старый шаман ошейник где-то испортил и харнет умудрился удрать у меня прямо из рук. Только-только опоили его зельем, и он встал на след, как у меня в руках остался лишь кусок дубленой кожи, а этого крысиного отродья и след простыл. Он мчался так быстро, что я на сменных лошадях не поспевал за ним. Опоздал почти на полдня.
— Харнет нашел его первым, и он все еще жив? Забавно.
— Когда его нашли, он делил ложе с женщиной. Зверь убил ее, но не успел добраться до его
— А что харнет?
— Кружил неподалеку. Я его постоянно чувствовал, но он близко не подходил. Где он сейчас — даже не представляю.
— Ясно где. В стаю бежит, обратно домой. Эти трусливые порождения крыс смелы только толпой, в одиночку нападают лишь в бешенстве или после шаманских снадобий. Ладно, рассказывай дальше.
— А больше нечего рассказывать. Этот человек вернулся, выслушал меня, озверел и бросился душить. Я его чуть там и не прибил. Думает, будто я специально на них харнета натравил. Да, я с дымами в первую же ночь послал тебе его описание, оно дошло?
— Дошло. Я его разослал дальше, как мне и велели. Что с амулетами?
— Оба потратил. Вот — дорожный, я чуть не умер на бесконечных переходах из мира в мир. А вот шепчущий. Я как мог с его помощью послушал там в округе, что про этого идиота говорят. Слушай, Мим, может ты найдешь следующего избранного где-нибудь у нас? Я после вереницы чужих миров чувствую себя, будто лет на десять постарел.
Фрайм протянул ночному гостю два камешка, свисающих на грубых шнурках. Тот аккуратно уложил их в кошель, спрятал в складках одежды и снова запахнулся в черный плащ.
— Ты больше не будешь мотаться за такими клиентами. Закончим с делом, и я отошлю тебя к Драконам. Там что-то затевается, надо будет хорошенько все разнюхать. А пока возьмешь пленника и доставишь в замок Пяти Сестер, что рядом с Поланом. Туда вам неспешной дороги дней на пять-семь. Передашь его наместнику Тертедуэю. Тот вряд ли сам будет им заниматься, выделит кого-либо из подчиненных. А ты присмотришь, чтобы до моего приезда этого человека не затоптали от усердия. Я буду через месяц.
— Мим. Я не верю в него. Ты посмотри — он же размазня. Да, он хотел меня убить, но это лишь одиночный не ожидаемый мной бросок, который все равно не увенчался успехом. Но собранная информация говорит о нем, как о безвольном человеке. Он владел богатыми караванами, успешно торговал. Заработал какую-то власть, положение. Разок его приложила матушка-судьба, и слабак бросил все. Проживал оставшееся, не высовывался. Стал простым обывателем и, как все, тратил жизнь на маленькие радости. Он не может быть Хранителем. Кровь молчит в нем. И он слишком стар для того, чтобы познать новое. Ему уже почти сорок, вряд ли осталось больше двадцати лет активной жизни.
— А ты не обращай на это внимание. Рано еще говорить. Подвергнем его испытаниям, потом будет видно.
Мим опустился на корточки перед связанным человеком. И заговорил на старо-ордорском.
— Тебя зовут Глеб?
— Да.
Пленник смотрел на слабо озаряемое костром лицо, скрытое частью капюшоном. Очень старый человек смотрел на него. Лицо изрезано множеством морщин, черные глаза спокойно выглядывают из-под правильно очерченных глазных дуг. Тонкий, даже заостренный нос, нетяжелый подбородок, чуть впавшие щеки. Все лицо красила какая-то мраморная бледность. Так раньше рисовали на полотнах потомственных аристократов.