Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]
Шрифт:
— Никто в Риме не знает, что я среди хаттов. Когда я уходил в отставку, Тит предлагал мне поселиться в Галлии или в Британии. Я не сказал ему, куда намерен направиться.
Его слова озадачили Фрейю.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что если я сегодня умру, никто не придет мстить за меня.
Фрейя встревожилась. Он что же, ищет смерти?
— А о моем сыне ты забыл? Он называет тебя своим другом и поклялся защищать тебя. Твоя смерть настроит Атрета против его собственного народа.
Феофил тоже думал об этом и уже поговорил
— Атрет сражается не против своего народа, а против тех сил, которые держат вас в рабстве.
Фрейя не поняла его и покачала головой.
— Ты говоришь какими–то загадками. Единственная сила, которая хочет держать нас в рабстве, — это Рим.
— Я говорю вовсе не о силе Рима, госпожа Фрейя.
— Тогда я тебя не понимаю.
— Не уходи, и я все тебе объясню.
— И сколько времени тебе на это понадобится? — спросила она, остерегаясь его.
Феофил протянул руку к манящему солнечному лучу.
— Ровно столько, сколько понадобится, чтобы эта поляна погрузилась в тень. — Час. Только один час. Прошу Тебя, Господи.
Фрейя села посреди залитой солнцем поляны и начала слушать рассказ Феофила о сотворении Богом мира, земли, человека, о том, как в сад проник самый главный обманщик.
Фрейя затрепетала. От рассказа этого человека ее бросило в холодный пот, а сердце неистово заколотилось.
— Я не могу тебя слушать, — произнесла она и встала.
Встал и римлянин, глядя на нее добрыми глазами.
— Почему?
Она сжала в руках украшение, которое висело у нее на груди.
— Ты и есть змей в нашем саду, а вовсе не Тиваз.
— Я не говорил о Тивазе.
— Ты можешь прикрываться любыми словами, но я знаю, что ты говоришь против него.
— Ты трепещешь, моя госпожа.
— Тиваз приказывает мне не слушать тебя.
— В самом деле, потому что Благая Весть об Иисусе Христе сделает тебя свободной.
Фрейя продолжала сжимать в руке свое украшение, и ее пальцы побелели. Она отпрянула от Феофила.
— Сегодня ты умрешь. Тиваз изольет на тебя свой гнев за то, что ты пытался обратить меня против него. — Она повернулась и захотела убежать с этой поляны, подальше от римлянина, но все же заставила себя идти спокойно, с чувством собственного достоинства.
— А если я останусь в живых, госпожа Фрейя? — окликнул ее Феофил, пока она не скрылась за деревьями.
Она обернулась, ее лицо было бледным и напряженным.
— Не останешься.
— Если все же останусь, тогда ты согласишься выслушать меня? Дослушаешь до конца то, что я хочу тебе сказать?
В ней боролись самые противоречивые эмоции.
— Ты просишь меня предать моего бога.
— Я прошу тебя выслушать истину.
— Истину, как ты ее понимаешь.
— Истину, как она есть, моя госпожа. Истину, которая всегда была и всегда будет.
— Я не буду тебя слушать! Не буду! — Фрейя отвернулась и поспешила в
Закрыв глаза, Феофил поднял голову.
— О Иисус, помоги мне.
Атрет пришел за Феофилом, когда наступили сумерки.
— Я молился, как ты просил, — хмуро сказал он, — но я думаю, что ты будешь с Иисусом еще до восхода солнца.
— Твои слова вселяют в меня надежду, мой друг, — сказал Феофил, сухо засмеявшись.
— Рицпа не будет есть. Она сказала, что будет молиться, пока все это не кончится.
Феофил хотел спросить, где сейчас Фрейя, но промолчал. Он взял свой пояс и надел его, подогнав так, чтобы гладий удобно висел у него сбоку. «Я готов». Ничего больше не сказав, он направился в лес, Атрет пошел рядом с ним. С каждым шагом римлянин обращался с молитвами к небесам.
Возле священной рощи собрались люди. Некоторые уже были навеселе и с его появлением стали выкрикивать оскорбления. Другие не скрывали своей радости, предвкушая его кровавую смерть. Феофил чувствовал, как Атрета по мере приближения к ним охватывала злость. Другие тоже видели это, поэтому собравшиеся притихли.
Юный Рольф стоял рядом с Рудом, его глаза были такими же голубыми и яростными, как у Атрета. Его длинные рыжие волосы были покрыты галеей, кожаным головным убором, а поверх нее он надел металлический шлем, кассис. Руны на шлеме предрекали победу. А еще на шлеме было выведено имя Тиваза. В правой руке Рольф держал длинное и широкое рубящее оружие, которое называлось спата, в левой руке у него был овальный деревянный щит с изображением божества, которому служил этот воин. Там было изображено рогатое двуполое существо, которое в одной руке держало топор, а в другой — косу. Это и был языческий бог хаттов, Тиваз.
Молодость и силы явно были на стороне Рольфа, ума и внимательности ему тоже было не занимать. Держался он высокомерно, его насмешливая улыбка была полна самоуверенности и презрения. Он напоминал Феофилу Атрета в прошлом.
Римлянин почувствовал себя уничтоженным. Он понимал, что думает сейчас о нем Рольф: противник вдвое старше него, с коротким мечом, без щита. Убить его не представит никакого труда.
— Ну что ж, по крайней мере, одно мы знаем точно, — сказал Феофил, едва заметно улыбнувшись Атрету. — Если я одержу победу, это будет Божьей благодатью.
— Что он сказал? — спросил Руд, почувствовав себя оскорбленным, потому что Феофил говорил с сильным греческим акцентом.
— Он сражается во имя Иисуса Христа, — ответил Атрет так, чтобы слышали все собравшиеся.
— Во имя своего Бога он и умрет, — сказал Руд, кивнув своему подопечному.
Хольт протянул Атрету веревку. «Свяжи его», сказал он и отошел, больше не говоря ни слова.
— Они боятся, что я убегу в такой поздний час? — спросил Феофил, когда Атрет связывал ему руки.