Рассвет, перевернувший всё
Шрифт:
– Ты не посмеешь убить ребенка, негодяй! – гневно прозвучал голос Армана Лагарта, и в ту же секунду грохнул выстрел.
Испанец, получив пулю в переносицу, судорожно икнул, глупо раскрыл рот, зашатался и упал, едва не задев Мориса. Тот, узнав родной голос, обернулся и увидел возле грот-мачты отца с дымящимся пистолетом в руке.
– Папа! – радостно воскликнул мальчик.
– Не бойся, сынок! – Арман нервно сглотнул и отер выступивший на лбу пот. Пистолет швырнул в сторону. Только что он убил человека. Впервые в жизни. Но он защищал сына. – Иди ко мне скорее.
Мальчик
Позади отца возникла мощная фигура с занесенным над ним абордажным топором. Удар страшной силы обрушился на голову несчастного, раскроив её чуть ли не до подбородка. Арман Лагарт, не успев ничего понять, замертво рухнул на залитую кровью палубу.
Глаза ребенка расширились от ужаса. Он хотел закричать, но дыхание пресеклось. Казалось, на шею накинули удавку и туго затянули петлю. Он с трудом подавил накативший приступ тошноты, прикрыв рот обеими руками.
Презрительная ухмылка скользнула по губам убийцы, деловито вытершего топор об одежду только что зарубленного им человека. Недобро пылающий взор впился в маленького Мориса Лагарта.
– Идем, Хуан! – окликнули испанца товарищи. – Чего ты пялишься на этого мальчишку?
– Да он чертовски хорошенький! – хрипло ответил тот. – Словно ангелок с неба. Кудряшки темные, а глаза зеленые, как море. Никогда таких не видел.
Раздался грубый смех.
– Ну и что с того? Это не дама! Или тебе мальчики больше по душе?
– Угомонитесь, кретины! – рыкнул убийца месье Армана и панибратски подмигнул ребенку. – Клянусь Девой Марией, этот парень разобьет не одно женское сердце. Красавчик!
– Если раньше не сдохнет, – издевательски заметил один из приятелей Хуана. – Вряд ли женщин заинтересует его красивый труп!
Обменявшись еще парой пошлых шуток на предмет дамского пола, испанцы удалились.
Морис, чей взгляд остался прикованным к бездыханному телу отца, лежащему в луже крови, не мог двинуться с места. Недетская боль чудовищной потери, страх одиночества и безысходность парализовали его силы. Он не плакал, так как слез больше не было. Не кричал и не звал на помощь, зная, что никто к нему не придет. Он стоял отрешенно, не чувствуя под ногами палубу, не слыша звуки, не замечая ничего вокруг. Мир замер, потерял краски, реальность исчезла. Перед глазами лишь мертвый отец с почти отрубленной головой, который минуту назад еще жил, дышал и очень его любил.
Перегрузка ценностей с «Луары» на испанский галеон была в самом разгаре, когда капитану доложили, что на горизонте показалось какое-то судно. Предутренний туман окончательно не рассеялся, и это не позволяло как следует его рассмотреть, чтобы определить национальную принадлежность. Впрочем, в настоящий момент появление любого свидетеля являлось крайне нежелательным для испанской команды.
Отдав приказ о скорейшем завершении всех работ, капитан вернулся на свой корабль, сцепленный с французской бригантиной абордажными крючьями.
Неизвестное судно приближалось. Испанцы вскоре увидели, что оно не несет никаких опознавательных знаков. Это вызывало подозрения. Захватчики стали торопиться. Бросать добычу не хотелось.
Когда судно подошло на расстояние пушечного выстрела, среди них началась паника. Такого оборота не ожидал никто. Жажда наживы оказалась сильнее голоса разума, что в итоге подвело алчных испанских моряков.
На топе грот-мачты подозрительного парусника взвился потрепанный самодельный грязно-желтый, в прошлом золотистый, флаг с изображением чернокрылой парящей хищной птицы.
– «Золотой орлан»! Проклятье! – в бешенстве заорал капитан испанского галеона, узнав флаг и судно, несущее его. – Это пираты! Стреляйте, олухи, черт побери!
Однако команда явно запоздала. Галеон представлял собой идеальную мишень, по-прежнему являясь сцепленным с «Луарой» и лишенный маневренности.
– Рубите концы! Заряжайте орудия! – неистовствовал испанский капитан, видя, что дело принимает скверный оборот. – Шевелитесь, мерзавцы!
И всё же спасти положение не удалось. Пиратский корабль почти без единого выстрела подошел к галеону и взял его на абордаж.
Свирепые головорезы лавиной хлынули на палубы двух поверженных кораблей: испанского и французского. И на галеоне, и на бригантине завязался кровопролитный бой.
В этой яростной схватке за добычу никому не было дела до ребенка, в страхе прижавшегося лбом к нактоузу и заткнувшего уши руками, чтобы не слышать и не видеть весь этот кошмар. Мальчик перестал понимать, что происходит вокруг. Какие-то дикие люди в пестрых нарядах с криками ворвались на палубу «Луары» и, лихо орудуя абордажными саблями и топорами, стали безжалостно истреблять тех, кто совсем недавно чувствовал себя здесь полноправными хозяевами. Палуба быстро покрывалась телами мертвых испанцев.
Когда шум борьбы стал понемногу затихать, и всё реже раздавались стоны раненых (пираты, предпочитая не брать пленных, попросту добивали их), Морис осторожно покинул свое укрытие. Неожиданно рядом с ним возникла фигура гигантского морского разбойника со зловеще перекошенной физиономией и хищно горящим единственным глазом. Второй скрывала черная повязка. В одной руке он держал окровавленный тесак, в другой – серебряный шлем, только что снятый с убитого испанца.
– А! Маленький испанский змеёныш! – рявкнул головорез на каком-то грубом непонятном языке. – Сейчас я отправлю тебя к твоим проклятым родичам! – он занес руку с тесаком над головой ребенка.
Мальчик метнулся в сторону, и тут же столкнулся с тощим пиратом, который с трудом тащил подмышкой небольшой, определенно тяжелый сундук. От резкого толчка тощий выронил добычу. Сундук упал, крышка отлетела. На палубу посыпались драгоценные камни, золотые монеты, перстни, браслеты, ожерелья из крупного жемчуга, прочие украшения.
– Какого дьявола? – взревел тощий, свирепо зыркнув на перепуганного мальчонку, и выхватил из-за пояса широкую короткую саблю.
Морис хотел броситься наутек, но поскользнулся в луже крови, потерял равновесие и со всего маху грохнулся на палубу, ударившись виском об угол люка. В глазах потемнело. Мальчик провалился в черноту. Сознание померкло.