Рассвет
Шрифт:
Я отвернулась в сторону, потому что слезы снова стали стекать по щекам.
– Я знаю, что это особенно тяжело для тебя, дорогая, – он мягко опустил руку мне на плечо, – но ты Катлер, ты вынесешь и станешь тем, кем тебе и следует быть. А теперь я должен вернуться к работе. Ты должна пойти и съесть чего-нибудь, – сказал он, и я вспомнила о Джимми. Я должна достать еду для него. – Вот что я тебе скажу, – сказал мой отец, – я буду проходить мимо кухни и попрошу Кого-нибудь собрать тебе всего на тарелку и принести сюда. О'кей?
Я сразу подумала, что смогу отнести
– Хорошо, спасибо.
– Если ты и дальше будешь чувствовать себя не очень хорошо, дай мне знать, я пришлю доктора нашего отеля взглянуть на тебя, – сказал он и ушел.
Я взглянула в зеркало, чтобы посмотреть, насколько плохо я выгляжу. Я не могла допустить, чтобы Джимми узнал, что произошло между Филипом и мной. Если он узнает это, он придет в ярость и погонится за ним, и этим только доставит себе еще большие неприятности. Я должна выглядеть хорошо для него, чтобы он не почувствовал, что со мной произошло что-то ужасное. Несколько красных пятен все еще сохранялись на моей шее и ключице.
Я выбрала красивую синюю юбку и белую блузку с большим воротником, который мог скрыть большинство пятен. Потом расчесала волосы и обвязала их лентой. Я наложила немного помады на губы. Я хотела бы иметь немного румян, чтобы мои бледные щеки выглядели более здоровыми.
Я услышала стук в дверь и открыла ее, чтобы принять поднос с едой от одного из служащих. Я поблагодарила его и закрыла дверь, выждав, пока затихнут его шаги. Потом я снова отворила дверь и осторожно вышла с подносом. Когда я убедилась, что все спокойно, я поспешила дальше по коридору к выходу.
– Я наелся, – объявил Джимми и взглянул на меня. – Одно здесь хорошо – это прекрасная еда, верно? – Он вздохнул. – Но я чувствую себя здесь словно курица в корзинке, Дон. Я не могу больше здесь оставаться.
– Я понимаю, – печально сказала я и потупилась. – Джимми, почему я не могу отправиться с тобой?
– Что?
– Ах, Джимми. Мне не нужна ни прекрасная еда, ни это парк. Мне нет дела до того, какое важное место занимает моя семья в здешнем обществе, что люди считают этот отель замечательным. Я лучше пойду с тобой и буду бедной, но стану жить с людьми, которых люблю. Родственники папы и мамы не узнают ни о чем, если мы им не расскажем. Мы скажем им о смерти мамы и придумаем другую причину, почему папа оказался в тюрьме.
– Ох, не знаю, Дон…
– Пожалуйста, Джимми. Я не могу оставаться здесь.
– О, я думаю, что все складывается для тебя лучше, много лучше, чем будет в Джорджии. Кроме того, я говорил тебе, если ты убежишь со мной, они определенно пошлют кого-то за нами, и нас наверняка поймают.
Я кивнула и посмотрела в его нежные, сочувствующие глаза.
– Разве все это не кажется иногда одним длинным, ужасным кошмаром, Джимми? Разве ты не надеешься, что проснешься и все это окажется лишь ужасным сном? Может быть, если мы сильнее будем желать этого… – Я закрыла глаза. – Я бы желала забыть все плохое, что произошло с нами, и перенестись в волшебное место, где могли бы исполниться наши самые тайные мечты, в место, где ничто уродливое или грязное не могло бы коснуться нас.
– И я тоже, Дон, – прошептал он. Он наклонился ко мне, и я почувствовала его дыхание на моих губах раньше, чем его губы. Мы целовались, тело мое расслабилось. Я подумала, что было бы справедливо, если бы именно Джимми был тем, кто привел бы меня из девичьей невинности в женский мир. Я всегда чувствовала себя с ним в безопасности, где бы мы ни были, чтобы ни делали. Он заботился обо мне, мое спокойствие и счастье были всегда важны для него. Трагедия и горести связали нас вместе как брата и сестру, и теперь было бы справедливо, если бы судьба связала нас и романтической любовью.
Но Филип украл то очарование, которое приходит, когда девушка добровольно снимает вуаль своей невинности и вступает в зрелость рука об руку с тем, кого она любит и кто любит ее. Я чувствовала себя опозоренной, оскверненной, испорченной.
Джимми почувствовал мое напряжение.
– Извини, – он подумал, что это из-за его поцелуя.
– Все в порядке, Джимми, – сказала я.
– Нет, не все в порядке. Я уверен, что ты не можешь перестать видеть меня рядом с тобой на одной из наших раскладных кроватей. А я не могу перестать видеть в тебе мою сестру. Я хочу любить тебя, я и люблю тебя, но это потребует времени – иначе мы не будем чувствовать себя чистыми и правыми.
Он попытался отвести взгляд, но тут же снова повернулся ко мне, в глазах его стояла мука. Это заставило мое сердце сильно забиться, я увидела, как сильно он любит и хочет меня и какое глубокое чувство морали останавливает его. Мои эмоции, проснувшаяся сексуальность захлестывали меня, требуя удовлетворения. Я была благодарна Джимми и любила его еще сильнее за это проявление мудрости. Он был прав – если мы кинемся в этот омут, мы будем горько сожалеть. Потом в смятении мы отдалимся друг от друга, никогда больше не будем чистыми и достойными.
– Конечно, ты прав, Джимми, – сказала я. – Но я всегда любила тебя так сильно, как только сестра может любить брата. А теперь я обещаю тебе, научиться любить тебя так, как женщина должна любить мужчину, и не имеет значения, сколько времени это займет и сколько времени мне придется ждать.
– Ты это осознаешь, Дон?
– Осознаю, Джимми.
Он улыбнулся и снова нежно поцеловал меня, но даже этот короткий, нежный поцелуй в щеку послал электрический разряд по всему моему телу.
– Пожалуйста, не надо, Джимми. Я останусь с тобой на всю ночь, и мы сможем разговаривать, пока ты не уснешь.
Он засмеялся.
– Ладно, но я должен уйти рано утром. Водители грузовиков отправляются в путь рано, а они – мой единственный шанс добраться до места.
– Я принесу тебе завтрак, когда пойду есть вместе с персоналом. Это бывает рано. И у нас будет еще немного времени побыть вместе. Но ты обещаешь, что когда доберешься до Джорджии, сообщишь, где ты? – спросила я. От одной только мысли, что он уезжает так далеко, у меня теперь все начинало болеть внутри.
– Конечно. И как только я заработаю достаточно денег, я вернусь повидать тебя.