Рассветники
Шрифт:
Вертиков сказал:
– Почему же в одночасье? Этот монолит, признаю, подтачивается медленно и со всех сторон. Разве телекамеры, установленные на перекрестках, не ограничивают наши возможности врать? А когда их установили в лифтах, подъездах, даже туалетах?.. Даже насрать нельзя мимо унитаза и сказать, что не ты!.. С ума сойти, какие ограничения!
Урланис повернулся в их сторону вместе с креслом, глаза недоумевающие, проговорил медленно:
– Не понимаю, о чем спор?.. Когда перейдем в сингулярность, мне будет совсем не стыдно, что там творил мелкий человечек в биологическом теле, у которого моя фамилия!.. Я, кстати, вообще сменю фамилию. Если в сингулярности они еще будут, хотя вряд ли.
Вертиков покачал головой:
– Сингулярность… Это понятно, когда будем смотреть на себя нынешних, как на муравьев. Но вот на подходе к сингулярности, когда ты еще человек, а уже весь должен стать открытым… иначе дальше шагнуть не позволят, то как такому?
Урланис двинул плечами:
– И что? Судьи все поймут. И если ты вчера насрал у меня под дверью…
Люцифер сказал сердито:
– Я не срал!
– Да ладно, пусть даже насрал, это в твоем характере, вон даже сейчас глазки забегали, все равно спишется на обезьяньи инстинкты, дурные привычки, наследственность, все это можно будет легко исправить.
– Я не срал! – продолжал настаивать Люцифер, повысив голос.
– Ты не понял, – объяснил Урланис. – Я верю, что судьи все поймут и все простят. Но каково самому… гм… подсудимому? Или абитуриенту, соискателю? Он же со стыда сгорит. Иной лучше повесится, чем позволит экспонировать себя всего.
Я отмахнулся, ушел в свой кабинетик. Мне сейчас гораздо интереснее поправка к УК, добавляющая строгое наказание за поэтизацию насилия и преступности, так это было сформулировано, а говоря простыми словами, отныне все кинопродюсеры, как и создатели байм, будут нести уголовную ответственность за положительные образы гангстеров, мафиози, грабителей банков и прочих-прочих, что не подпадают под категорию добропорядочных граждан.
Собственно, общество уже созрело и доросло до того, чтобы не считать грабителей героями, оставалось это мировоззрение подкрепить законодательными актами. Для первого нарушения предусматривался штраф, правда, высокий. А за второй следовало лишение права заниматься творческой деятельностью, включая издание печатной продукции, рисование картин и даже изготовление сувениров.
Правозащитники подняли ожидаемый вой, но они давно скомпрометировали себя противодействием любым действиям и предложениям правительства, так что на них смотрели с любопытством, как на уличных клоунов, но внимания уделяли намного меньше.
Большинство киностудий тут же закрылись, это и понятно, хорошего добропорядочного человека изображать неимоверно трудно, да и кому это интересно, кассовые сборы тут же упадут. В баймах и того хуже, там почти все построено на сплошной мочиловке, разве что перевести все сервера на ПвЕ, но и там достанут защитники животных…
Я прикидывал, как это отразится на работе Энн, с одной стороны – помощь, с другой – меньше работы, а это значит, меньше влияния, меньше оклад, меньше азарта.
– Энн, – позвал я, – откликнись…
Через пару секунд экран вспыхнул, появилось ее спокойное лицо с внимательными глазами.
– Да, Грег, – ответила она, – что-то случилось?
За ее спиной старинные шкафы, с ходу и не скажешь, что это серверы, где собраны все фильмы и сериалы со всего света, несколько экранов, где идет действие в ускоренном режиме, а особые проги высматривают элементы насилия, расизма или неполиткорректности.
– Только сегодня услышал про новый закон, – признался я. – Ну, который о культурном наследии. Как-то не слежу за политикой…
– Ничего страшного, – ответила она ровным голосом. – Но что-то у тебя глазки бегают…
– Ты права, – признался я. – Культурное наследие мне как-то по овощу. Даже парниковому. Могу тебя сегодня встретить?
– Сегодня можешь, – ответила она, – но ненадолго. Я обещала приехать к родителям повидаться.
– А где они?
– В Подмосковье.
Я сказал живо:
– Могу отвезти!
Она улыбнулась, покачала головой:
– Нет уж, нет уж. Мой отец не любит, когда приезжают без спроса. Он человек старых правил.
– Жаль, – сказал я. – Хотелось бы повстречаться с твоими родителями.
Она сделала большие глаза, расхохоталась, на щеках выступили ямочки.
– Ты, наверное, единственный на всем белом свете, кто хотел бы увидеть родителей твоей девушки!
Она отключила связь, надо работать, но я остаток рабочего дня ходил и улыбался, как дурак, в ушах все звучат ее слова «твоей девушки». Все-таки хоть и видимся редко, во всяком случае реже, чем мне бы хотелось, она считает себя моей…
Амебы, когда им жрать нечего, собираются в огромный ком, напоминающий виноградную улитку, и передвигаются, уже как улитка, и до сих пор никто не может понять, как достигается такая абсолютная синхронизация движений: образуется ли центр управления или же это нечто вообще небывалое?
Со школьной скамьи навяз пример с гидрой, которую можно растереть в ступке в кашицу, но если оставить ее там, то разобщенные клетки снова соберутся в гидру. Ну, как по команде «Вольно» все разбредаются, а по команде «Становись!» выстраиваются в упорядоченную структуру.
То есть амебы предпочитают жить порознь и, только когда нужда припрет, собираются в Сверхсущество, а вот гидры настолько привыкли жить единым организмом и получать от этого бонусы, что разбегаются только в случае, если их разгоняют силой.
Я постоянно ищу аналогию с человеком, потому что все, что мы делаем, и вообще, что делают все ученые на свете, чем бы ни занимались, это человеку и для человека, так вот мы, люди, – амебы или гидры?
Кириченко по моему указанию все перепроверил и подтвердил, что клетки обмениваются не только медиаторами, но и информационными пакетами. Передача упакованной РНК абсолютно новый вид коммуникации между клетками, однако пока никто даже не приблизился к разгадке, какую функцию выполняют экзосомы, несущие молекулу РНК. Кириченко азартно поклялся, что именно он сообщит изумленному и благодарному человечеству, что, как и зачем.