Рассыпаясь серебром
Шрифт:
Ужасный первый день похода аптекарь с радостью бы вычеркнул из своей памяти.
Как и оговаривалось, в то утро Руван засветло выдвинулся к северным воротам, в глубине души надеясь, что волк сбежал не только из больницы, но и из города. Каково же было его удивление, когда на подходе к вратам он еще издалека увидал на дороге мелкую фигурку парня – он не только решил отправиться в путь, но и на место встречи явился гораздо раньше самого Рувана.
– Доброе утро, – виляя хвостом, подбежал к аптекарю юноша. – Я готов отправиться в столицу.
Руван
– Вижу… – прищурился он. Малеа, на удивление, выглядел вполне выздоровевшим и отдохнувшим, держался бодро. На руках его все еще были видны синяки, оставленные фениксом – приметив их, Руван чуть скривился от нахлынувших воспоминаний. Парень хотел еще что-то сказать, но аптекарь, опустив по обыкновению взгляд к земле, уже вышел на дорогу. Сделав пару шагов, Руван обнаружил, что волк за ним не идет. Закатив глаза, он остановился и обернулся – Малеа стоял лицом к городу и в нерешительности топтался у ворот.
– Я ждать не буду, – крикнул феникс.
Подпрыгнув от неожиданности, Малеа развернулся и подбежал к попутчику. На лице волка застыла неловкая улыбка. Внезапно вспомнив, Руван выудил из кармана монеты и всунул их в руку подошедшего парня.
– Это? – тот недоуменно уставился на три зерина на своей ладони.
– Он обиделся вообще-то. Извинись в следующий раз, – буркнул Руван, продолжая путь.
Феникс шел, в голове прокручивая все, что он успел узнать за эти два дня. Вурки, ярмарка, имена – события никак не хотели складываться вместе, а лишь мелькали перед глазами беспорядочными обрывками. Руван передумал уже все, но так и не смог увидеть основной картины. Из раздумий его вывел робкий толчок в плечо. Феникс обернулся.
– А мы разве не полетим? – склонив голову набок, спросил Малеа.
Проглотив резкие слова, уже готовые вырваться в ответ, он промолчал, гневно взглянув на волка.
Муг осветил кроны дальних деревьев красноватой зарей. Дорога прямой, будто прочерченной на бумаге линией вела вдоль берега Рун-Нор, вдали упираясь в густой и темный лес. По бокам тропы высились раскидистые кусты. Их ветви, изукрашенные мелкими резными листочками, пригибались к самой земле под тяжестью крупных соцветий. С миниатюрных белых цветков на землю капала прохладная роса. День только начинался, а Руван уже успел устать от путешествия.
До сего момента аптекарю приходилось контактировать с волками чисто в целях торговых – он продавал, они покупали, или наоборот. Он даже подумать не мог, что эти, а вернее, этот окажется настолько раздражающей личностью. Этого субъекта постоянно тянуло на разговоры – о себе, о погоде, о долине, о цветке, что на обочине рос. У Рувана уже голова кругом шла. Феникс молчал, стиснув зубы:
«Он калека, ему просто плохо. Выговорится – потом замолчит», – успокаивал он себя. Поняв, что в лице аптекаря он собеседника не найдет, волк на какое-то время замолчал. Но надо же было ему разглядеть на руке попутчика браслет…
– Господин Руван, а откуда у вас этот кулон? – прищурившись, спросил Малеа.
Этого феникс не выдержал. Двери терпения с треском распахнулись, больше не сдерживая бурный поток негодования:
– Да когда же ты замолчишь уже!?
Волк отпрыгнул в сторону, будто уворачиваясь от удара. Уши его плотно прижались к голове:
– Но я же только…
– Только? Только! Что «только» на этот раз?
– Но я же…
– Меня не интересует погода! Я не хочу обсуждать произошедшее! Мне плевать, кто ты!
– Но ведь… я просто хотел спросить у Вас, где Вы взяли эту подвеску…
«Что он там мямлит!!?» – Руван решительно ничего не понимал. Волк продолжал что-то тихо бубнить себе под нос. Руван закипал. Злость с новой силой обрушилась на голову парня.
– Нет! Замолкни! Замолкни и больше не говори! Ничего не говори! – вжав голову в плечи, Малеа закивал головой. Руван сжал кулаки и зашагал дальше, предвидя непростой день.
Но, похоже, угрозы феникса все же возымели эффект – всю дорогу до привала Малеа и правда не издавал ни звука. Напротив, он вел себя настолько тихо, что Руван иногда даже оглядывался убедиться, что волк еще идет за ним.
Ближе к полудню дорога завела путников в лес. Плотная, утоптанная не одним поколением ног тропа укуталась глубокой тенью леса. Тонкие ветви сплетались между собой, укрывая невидимых птиц, заполнявших пением все свободное пространство. Воздух пах смолой и прелыми листьями.
Руван остановился оглядеться. Вперед, обгоняя застывшего феникса, прошел Малеа. Парень тяжело дышал и уже не выглядел таким бодрым, как утром. Услышав приглушенное урчание, он пригнул уши и боязливо покосился на феникса. Хвост застыл в нерешительности. Руван хотел бы ухмыльнуться, но у него и самого уже от голода свело живот.
– Привал, – коротко бросил он.
Опустив короб в высокую траву обочины, Руван быстро выудил из верхнего ящичка сверток с хлебом и флягу – много еды феникс с собой не брал, надеясь пополнить запасы по дороге. К тому же первые несколько дней путешествия они все равно проведут в лесу, а лес – получше любого рынка будет. Ягоды, грибы, если постараться – даже дичь. Впрочем, сейчас у путников было не так уж много времени, и Руван рассудил для себя, что вкусом еды вполне можно пренебречь на время – обычный хлеб вполне сгодится для утоления голода, так же, как и простая вода.
Руван в пару укусов покончил с одним ломтиком и уже потянулся к фляге, чтоб запить, как в нос ему ударил приятный, слегка сладковатый запах свежей тыквы. Этот аромат ласково щекотал нос, а перед глазами тут же встал образ золотистых кусочков этого замечательного овоща, только вынутых из печи, истекающих карамельным соком… Желудок требовательно забурчал – ему уже не хватало «просто хлеба», он требовал настоящей пищи. Истекая слюной, Руван повернулся к источнику запаха – сидящий на расстоянии нескольких хвостов от него Малеа с аппетитом поглощал свежие, уже остывшие, но все еще ароматные тыквенные пирожки. Проглотив ставший таким твердым и безвкусным мякиш, Руван с большим усердием вгрызся в оставшийся кусок хлеба, стараясь при этом как можно меньше смотреть в сторону волка, а также не дышать носом.