Растяпа. Подруга для председателя
Шрифт:
Я бы запросто, но сидел у окна, и через Надюху не выбраться, да она и не выпустит – это точно. Сиди и слушай, раз уж судьбой так предназначено. И я сидел.
К нам подошли.
– Девушка, вам плохо? Может, пересядете?
Надюха всхлипнула и успокоилась.
– Нет, нет, всё нормально. Старого друга встретила…. разволновалась.
А когда разошлись сердобольные по своим местам, тихо сказала мне:
– Зачем ты меня обманул?
Я промолчал – новый виток напряжения? А она продолжала:
– Коля,
Мне показалось, что она сбрендила, а с такими, говорят, лучше не спорить, но я сказал:
– Я не Коля, меня зовут Анатолий.
Смотрел на неё и думал – нет, ничуть барышня не увлекает, было когда-то, но прошло. Да и она сама виновата – крутила шашни за моей спиной. Теперь уж о чём?
– Правда? – она спросила и выдохнула. – Жаль.
На вокзале в Челябинске Надя буркнула отрешённо:
– Встречаться будем?
– А надо ли? Жди своего Николая – скоро и он дембельнётся.
И мы расстались.
Козырнул вахтёру у входа во второй корпус института:
– Я в деканат.
Сдаю бушлат в гардероб – гардеробщица:
– А кепочку в рукав.
Водрузил бескозырку на бестолковку, улыбнулся:
– Не стоит.
В деканате две женщины активно обсуждали животрепещущую тему, не обращая внимания на меня, вошедшего.
– Слушай, нельзя же каждому мужику вешаться на шею!
– Да? А кто дважды был замужем? Я или ты?
– И что? Тоже мне! Тебе просто не повезло, а то бы выскочила в семнадцать лет.
– А ты что так нервничаешь? Наверное, опять с Дмитрием своим поссорилась?
– Ненавижу ублюдка!
– То есть – история в самом разгаре? Любовь, ненависть – всё едино. Тебе никогда не говорили, что противоположность любви называется равнодушием?
Я покашлял. Обе дамы воззрились на меня – сначала на грудь, расцвеченную иконостасом наград, потом на клёши и корочки с высоким венским каблуком, потом на бескозырку с ленточками, и уж потом только на моё волевое, мужественное, невозмутимое лицо моряка-пограничника.
Хозяйкою кабинета была секретарь деканата Фаина Георгиевна – средних лет дама с белокурым шиньоном и скуластым татарским личиком. Она важно кивнула – подходи, мол, поближе. Я положил перед ней военный билет.
– Ну и что?
– Главный корабельный старшина Агарков, – представился официально. – Был в академе, служил, теперь демобилизовался и хочу восстановиться.
– Не поздно ли? Занятия уже два месяца идут.
Я промолчал. Фаина пожала плечами:
– Ждите. Сейчас будет перерыв, и кто-нибудь из начальства подойдёт обязательно.
Вышел в коридор, пристроился на подоконник. Вскоре действительно начался перерыв и столпотворение народа. Сновали студенты с зачумленными от избытка забот глазами – в очках, узких брючках (в коротких – до щиколотки), в пиджаках и рубашках навыпуск. Прекрасная половина студенчества скользила, извивалась, проникала в любые щели плотной толпы на шпильках, платформах и толстых каблуках, раскачивая бёдрами платья, юбки и обтягивающие джинсы. Сколько их тут! А мы-то, балбесы, думали на кораблях, что женщин на всех не хватит.
Несколько человек вошли в деканат. Не психуй, не паникуй, дыши глубже, думай головой – ну и что, что два месяца! – сказал сам себе и тоже вошёл вслед за ними. Это были старосты, которые сдавали и получали журналы групп.
Заместитель декана по младшим курсам Пётр Иванович Михайлов (в народе ПИМ, а когда раздражал – ПИМ Дырявый) олицетворял собой мудрость и властность. Одет он был в просторный тёмно-синий костюм времён победы над проклятым фашизмом. Взгляд его под седыми бровями являл отеческую нежность и учёную невозмутимость.
– Ну и что, что прибыли? А почему не к Новому Году?
Когда вот так вот встречает начальство, от которого зависит судьба, то вам только остаётся ретироваться, согласившись – да, извините, я вернусь сюда первого сентября будущего года. А я закусил удила.
– Не понимаю, почему я не могу восстановиться сейчас?
– Вы намного отстали – пропустили два месяца.
– Ну и что?
– Вам сейчас не догнать группу. Вас выставят из института в зимнюю сессию… если до неё доберётесь.
– Я проучился год перед службой.
– Хм…. И что, к примеру, у вас было по начерталке?
– В зимнюю сессию? «Хорошо».
– Хм… «Камикадзе», – он обернулся к Фаине Георгиевне. – А вы что думаете по этому поводу.
Она улыбнулась:
– Симпатичный морячок.
Пим перевёл дух и снова бросился в атаку:
– Учтите – мест в общежитии нет, стипендии все распределены.
Мне показалось, он сейчас взорвётся, затопает ногами и заорёт – пошёл вон, наглец такой! – так лицо его побагровело.
– Почему мест нет? – встрепенулась секретарь деканата. – Позвоните Галине Константиновне – она любит моряков и что-нибудь наверняка придумает.
Пётр Иванович махнул рукой:
– А, сами звоните. Я на кафедру – это секретарше. Потом мне – Хорошенько подумайте и решите – если напишите заявление о зачислении, я завтра подпишу.
И ушёл, бросив от двери:
– Боже, как люди упрямы! Это нехорошая черта.
Фаина Георгиевна набрала номер телефона:
– Галина Константиновна, ты на месте? Здравствуй, голубушка моя. Как дела? А на личном фронте? С переменным успехом? Желаю удач. Примешь к сердцу судьбу молодого человека? Моряк, красавец, герой! Помнишь, каким был Жорик Москаленко, только этот в плечах пошире – взглянешь, растаешь. Сейчас пришлю.