Расул Гамзатов
Шрифт:
В стихах Гамзатова Игали тоже не забыт:
Кавказец из-за женщины красивой, Как слышал я в ауле Игали, В седло садился и, склонясь над гривой, Сломя башку скакал на край земли. Случалось, государь властолюбивый Вдруг потрясал стоустую молву, Когда в мольбе пред женщиной красивой Склонял, как раб, покорную главу. И ты ответь, читатель мой правдивый, В любви отвага — это ль не талант? И ехал из-за125
Перевод Я. Козловского.
На этот раз Расул Гамзатов отправился в Игали с Яном Френкелем, рассказывая, что игалинцы начинают петь ещё в люльке. Тысячи гостей собирались в Игали из других районов, артисты репетировали, администрация готовилась явить такое гостеприимство, чтобы удивить даже видавшего виды Гамзатова. Но самолёт с гостями всё не прилетал, и никто не знал, куда он делся. Начальство нервничало. Шутка ли — пропал не просто поэт, а целый член Президиума Верховного Совета СССР! Да ещё с важными гостями. Начался переполох. Наконец стало известно, что самолёт, а это был трудяга «кукурузник», по ошибке или из-за непогоды сел в Унцукуле — соседнем районном центре. По тем временам это было не близко, дороги были опасные, да и подходящей машины для гостей не находилось. А ехать было нужно. Из Игали выслали депутацию на легковых автомобилях. У знаменитой горы Ахульго увидели осторожно едущий навстречу самосвал, в кузове которого, держась за борт, возвышались Ян Френкель и Расул Гамзатов. Вернее, возвышался именно композитор двухметрового роста. С ними были и другие гости из Москвы, изумлённые столь неожиданным приключением. В кабине самосвала сидели Патимат и Чакар — супруги братьев Гамзатовых Расула и Гаджи.
Приключения на этом не закончились, Гамзатов и Френкель отказались пересаживаться и ехали на самосвале живыми памятниками. Их сопровождали всадники в черкесках, мотоциклисты с флагами. В сёлах, которые они проезжали, их отказывались пропускать без застолья, пионеры приветствовали гостей транспарантами и трубили в горны на мотив «Журавлей».
У подъезда в Игали почётным гостям по традиции подвели коней. Гамзатов лихо вскочил в седло, его примеру последовали и гости. Френкель отказывался. Его едва уговорили и с трудом водрузили на самого спокойного коня.
Когда, после торжественного ужина, гостей укладывали спать, с Френкелем снова возникла проблема, ни одна кровать его не вмещала. Пришлось соорудить новую, по росту.
Зато праздник удался на славу. Френкель восхищался горскими певцами, особенно хором игалинцев из пятидесяти человек. И сам пел «Журавли», подыгрывая себе на гитаре. В награду ему вручили горский пандур, которому на любую мелодию хватало двух струн.
Это пиршество поэзии продолжалось несколько дней. Певцы пели, поэты читали стихи, артисты показывали сценки. Расул Гамзатов читал, пел с друзьями и говорил пламенные речи о красоте аварской поэзии, о великой русской литературе, о красивых горянках и замечательных гостях. Френкель успел освоить пандур и не расставался с папахой. Особую значимость празднику придавал и пятидесятилетний юбилей Расула Гамзатова, который тоже не забыли отметить в Игали. Там он был не просто дорогим гостем, но почти односельчанином, потому что помог провести воду в село. Гамзатов и в этом продолжал добрые дела отца, который провёл воду в Цада.
Подготовился к юбилею и Аварский театр, поставив спектакль «Пламенное сердце» по произведениям Гамзатова. Махмуд Абдулхаликов играл поэта. Но, по своему обыкновению, добавил к спектаклю то, чего не могли предположить ни режиссёр, ни Гамзатов и ни сам актёр, невольно превративший спектакль в трагикомедию.
«Поскольку в зале сидел Расул Гамзатович, я понимал свою ответственность и слишком старался, — вспоминал он. — Зрители были очень довольны, я был похож на поэта, все жесты, походка, манера говорить, речь — всё было его. До окончания выступления оставались считаные минуты. Я выходил из глубины сцены и, увлёкшись, не заметил, как дошёл до края, — луч прожектора был направлен прямо в лицо — и я провалился в суфлёрскую яму...
Придя в сознание... я заметил Расула Гамзатова среди людей, которые меня окружали. Наши взгляды встретились. Он очень волновался. Хотя я чувствовал сильные боли, чтобы успокоить его, я сказал:
— Расул, извини, что не мог до конца сыграть роль поэта, не можешь ли сам это сделать, зрители, наверное, ждут.
— Дорогой друг Махмуд, я уже пятьдесят лет играю роль поэта Расула Гамзатова, а ты вот полтора часа не мог этого выдержать. Нелегко, друг, быть поэтом, тем более играть роль.
Улыбаясь, он протянул мне руку. После этого, через несколько дней он подарил мне своё стихотворение “Невыдуманная история”.
Вот поднят занавес. Что это? Не понимаю ничего. На сцене в озаренье света Себя я вижу самого. И голос мой, и каждый жест, И нос мой. Отрицать не стану, Что он до самых дальних мест Всему известен Дагестану... Меня копируя, актёр Пред тайной разорвал завесу: Свалился в яму, где суфлёр Сидит, когда играют пьесу... [126] »126
Перевод Я. Козловского.
ПУШКИН В НАГРУЗКУ
27 сентября 1974 года в газетах был опубликован указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Социалистического Труда группе писателей «За большие заслуги в развитии советской литературы, активную общественную деятельность и в связи с сорокалетием со дня образования Союза писателей СССР».
Вместе с Расулом Гамзатовым звания Героя с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот» удостоились Валентин Катаев, Григол Абашидзе, Константин Симонов, Георгий Марков, Эдуардас Межелайтис, Борис Полевой и несколько других писателей.
Это было главной наградой страны, золотую звезду полагалось носить выше орденов. Главным орденом был орден Ленина, которым Расула Гамзатова наградили год назад, в связи с пятидесятилетием.
Теперь уже трудно представить, что таких высот смог достичь поэт, которому едва исполнилось полвека. Разумеется, были и недовольные, и были они совсем рядом. Власть, награды, премии сыпались на Гамзатова как из рога изобилия, не говоря уже об огромных книжных тиражах и несчётных публикациях.
О своих наградах поэт написал строки, ставшие крылатыми:
Дагестан, всё, что люди мне дали, Я по чести с тобой разделю, Я свои ордена и медали На вершины твои приколю... [127]Наград у Гамзатова действительно было много, но главным мерилом его таланта, могучего и яркого, было народное признание. Его живого, яркого, весёлого слова ждали повсюду. Если происходило что-то важное, горцы вопрошали: «Что скажет Расул?»
«Его русская речь была далека от эталонов правильности: акцент, затруднения в выборе форм слов, паузы, от которых порой страдала синтаксическая цельность предложения, — писал Сергей Гиндин. — И всё же непреложный факт: с середины 1960-х годов, по данным и библиотек, и книготоргов, Гамзатов неизменно находился в числе самых читаемых поэтов России. Чтобы удовлетворить все заявки на его новые книги, пришлось бы истратить половину всей бумаги, выделявшейся тогда в стране на издание поэзии. Да и те, кто не имел привычки читать стихи, знали его по песням, и прежде всего по одной из них — по “Журавлям”: их поют до сих пор, уже не вспоминая имён ни поэта, ни композитора».
127
Перевод Н. Гребнева.