Равная солнцу
Шрифт:
— Так говорят все слуги, чтоб оправдать свое содержание, — фыркнула Пери.
Слуги нередко рисковали собой, дабы заслужить доверие своих хозяев, но мои побуждения были серьезнее. С недавнего времени я начал испытывать к Пери что-то похожее на нежность. Ее уязвимость пробудила все мои защитные инстинкты, словно это была моя сестра, которую я никогда не видел взрослеющей. Глядя, как Пери сражается с выпавшей ей судьбой, я не мог не думать о Джалиле, и страстно хотелось смягчить обрушивающиеся на сестру удары. Наверное, мои глаза слишком явно отразили мои чувства, потому что гроза сошла с лица Пери.
— Я не собираюсь
Я наконец смог выдохнуть. Появилась надежда, что Пери задумается над тем, как предстать в глазах Исмаила верной слугой, а не докучливой просительницей.
— Достойная повелительница, соловью легко быть верным розе, — сказал я. — Ваш путь куда тернистее, чем мой.
ГЛАВА 4
РОЗА БЕССЕРДЕЧНА
В правление Зоххака родился благородный отрок именем Ферейдун. Судьба этого отрока была столь могучей, что рождение его проникло в сон шаха и встревожило его. Зоххаку приснилось, что этот Ферейдун станет отважным воителем и лишит его трона. В ужасе он пробудился, испуганный настолько, что отдал приказ найти ребенка.
Когда матушка Ферейдуна, Фаранак, прослышала об указе шаха, то стала мучительно искать способ уберечь дитя. Где место, чтоб укрыть его и куда никто не заглянет? Однажды шла она мимо великолепной коровы, чья шкура сияла тысячью цветов. Приблизилась она к пастуху и спросила, не позволит ли он своему дивному животному Пормайе вынянчить ее единственного сына. Он согласился, и Фаранак доверила ему своего младенца. Каждый день Пормайе питала Ферейдуна своим сладостным молоком, пока он не стал сильным мальчиком. И все равно Фаранак чувствовала угрозу. Когда его отлучили от сосцов, она тайно перевезла его в Индию, где отыскала мудреца, пообещавшего научить его всему, что знал сам.
Зоххак не отставал. Узнав, что Ферейдуна вскормила корова, он послал своих людей осмотреть всех коров страны, пока они не отыскали Пормайе, чья шкура до сих пор сияла тысячью цветов, и он зарезал ее собственными руками. Когда свершилось это зло, крестьяне собрались вокруг и смотрели на мертвую корову, ужасаясь тому, что жизнедающее существо было так бессмысленно убито. Какая жестокая утрата, стонали они, слезы струились, нутро выворачивалось. Найдется ли царь, что покарает убийцу людей?
Коронация была назначена в самый жаркий месяц года, так что все празднества должны были происходить для народа на Выгуле шахских скакунов и в дворцовых шатрах для придворных. Во дворце приготовления начались с той минуты, когда Исмаила встречали в доме Колафы. Все покои проветривались, убирались и окуривались йеменским ладаном. Розы срезались и расставлялись в огромных вазах по всему дворцу. Готовился великий праздник: все повара дворцовых кухонь работали без остановки. Одними только засахаренными фруктами можно было накормить все население Казвина.
В день коронации дворец бурлил уже задолго до рассвета. Мы надели наше лучшее платье и тюрбаны и направились к большому двору у самых врат Али-Капу. Все державные лица — шахская семья,
Вскоре мы услышали топот лошадиных копыт и мощный рокот шахских барабанов. Тысячи людей встали, чтоб приветствовать Исмаила. Дворцовые врата отворили; мы увидели толпы горожан, стоящих вдоль Выгула шахских скакунов и готовых славить нового шаха. Исмаил выехал на арабской кобылице, серой в яблоках, отчего ее шкура казалась затянутой снежно-белым кружевом. Седло было покрыто алым бархатом, затканным серебром. Оглушительные приветственные крики раздались вокруг нас: «Хвала Богу!», «Звезда вселенной взошла!», «Да будем мы твоей жертвой!»
За Исмаилом следовала многочисленная пешая свита, включавшая тяжеловооруженных воинов. Когда он ехал по проходу, расчищенному для него, все мы пали наземь и прижались лбом к плитам двора, дрожавшим в лад ударам копыт. Салим-хан скомандовал всем встать, и мы поднялись, дабы почтить нашего нового вождя. Исмаил был в зеленом бархатном халате, строгом, но красивом, опоясанном белым в серую полоску шелковым кушаком, и в тюрбане того же шелка, увенчанном золотым султаном с изумрудом величиной с мой глаз. На талии сверкал пояс, усеянный драгоценными камнями, а на нем изогнутый дамасский клинок. Камни под утренним солнцем вспыхивали яркими искрами, способными, казалось, испепелить любого, на кого попадут. Шах проследовал через дворцовую площадь к Залу сорока колонн, и все мы шагали следом. Толпа была так велика, что многим пришлось разместиться в садах перед залом. Высокий фонтан был усеян придворными, а открытые шатры были набиты битком. Только знати и самым высокопоставленным вельможам отвели место в зале.
Когда все заняли положенные места, Исмаил уселся на трон, тоже инкрустированный драгоценными камнями. Затем Салим-хан провозгласил его родословную, начав с мистика Сахиб-ад-Дина, давшего династии Сафавидов первое предназначение, и продолжив деяниями его деда Исмаила, провозгласившего шиизм государственной религией Ирана, описанием долгого правления его отца Тахмасба и его собственными воинскими подвигами.
Корону высотой с руку взрослого мужчины поднесли Исмаилу на узорном серебряном подносе. Ее украшали крохотные жемчужины и бусины чистого золота, а на самой вершине сиял, окруженный алмазами, рубин величиной с мой кулак. Исмаил снял тюрбан, обнажив бледные залысины в густых черных волосах. Подняв корону, он твердо водрузил ее на голову. Никто не мог венчать взрослого шаха, кроме него самого, ибо никто не превосходил его, кроме Бога.
Салим-хан обратился к собранию:
— Я призываю вас всех принести клятву верности Исмаилу Второму, нашему новому шаху. Отныне вы клянетесь повиноваться его приказам, защищать его любой ценой и отдать свою жизнь за него. Помните, ваша клятва есть следование закону: наказание за его нарушение — смерть.
Голоса наши прогремели таким громом, что я верю — он был слышен на небесах. Вот наконец после месяцев ожиданий у нас есть новый повелитель! Во дворец вернется порядок, что был при покойном шахе, а мир и процветание станут нашей каждодневной наградой.