Равнение на знамя
Шрифт:
Настроение повышалось, даже сердце уже почти не беспокоило.
Даже в этом походе он (Лермонтов. — А.Б.) никогда не подчинялся никакому режиму, и его команда, как блуждающая комета, бродила всюду, появлялась там, где ей вздумается, в бою она искала самых опасных мест — и… находила их чаще всего у орудий Мамацева… До глубокой осени оставались войска в Чечне, изо дня в день сражались с чеченцами, но нигде не было такого жаркого боя, как 27 октября 1840 г. В Автуринских лесах войскам пришлось проходить по узкой лесной тропе под адским перекрестным огнем неприятеля, пули летели со всех сторон, потери наши росли с каждым шагом, и порядок невольно расстраивался.
Однажды вечером, во время стоянки, Михаил Юрьевич предложил некоторым лицам в отряде: Льву Пушкину, Глебову, Полену, Сергею Долгорукому, декабристу Пущину, Баумгартену и другим пойти поужинать через лагеря. Это было небезопасно и, собственно, запрещалось. Неприятель охотно выслеживал неосторожно удалившихся от лагеря и либо убивал, либо увлекал в плен. Компания взяла с собою несколько денщиков, несших запасы, и расположилась в ложбинке за холмом. Лермонтов, руководивший всем, уверял, что, наперед избрав место, выставил для предосторожности часовых, и указывал на одного казака, фигура коего виднелась сквозь вечерний туман в некотором отдалении. С предосторожностями был разведен огонь, причем особенно незаметным его старались сделать со стороны лагеря. Небольшая группа людей пила и ела, беседуя о происшествиях последних дней и возможности нападения со стороны горцев. Лев Пушкин и Лермонтов сыпали остротами и комическими рассказами. Причем не обошлось без резких суждений или, скорее, осмеяния разных всем присутствующим известных лиц. Особенно если в ударе был Лермонтов. От выходок его катались со смеху, забывая всякую осторожность. На этот раз все обошлось благополучно. Под утро, возвращаясь в лагерь, Лермонтов признался, что видневшийся часовой был не что иное, как поставленное им наскоро сделанное чучело, прикрытое шапкою и старой буркой.
Глава 7
«Здесь без спроса ходят в гости…»
Тот, кому не нравятся «языки», просто не умеют их готовить — так гласит старая шутка. Ну, а хорошо приготовленный «язык» конечно же не желудок радует, а мозги, потому что говорит членораздельно и интересно.
Два адреса, ставшие известными от взятого в автомастерской, сначала, естественно, обеспечили наружным наблюдением, ну а потом, немного разобравшись что к чему, начали работать.
Даже если бы о первом адресе не знали ничегошеньки, поведение соседей моментально заставило бы сделать выводы. Едва на дальних подступах замаячили военные, не успели они не то что замкнуть кольцо, а просто приблизиться, как из соседних домов, словно по некоему неслышному сигналу, начался великий драп, все тамошние обитатели так и хлынули кто куда, хотя их никто и не гнал. Причем женщины так торопились, что детей тащили неодетыми, как успели схватить — а это опытному человеку говорило о многом…
Никто не разводил церемоний — когда у добротных кирпичных заборов заняли места группы, на улочке показался БТР и в крутом развороте грохнул передком по высоким железным воротам, справным, основательным, покрашенным в черный цвет. Ворота были качественные, но против брони не сдюжили, понятно, и БТР влетел на обширный двор, с диким скрежетом окончательно доламывая и срывая с петель обе створки. Следом двумя цепочками ворвались спецназовцы.
И моментально началась пальба: все трое, о которых говорил пленный, оказались дома и открыли стрельбу из окон. Поскольку было четко известно, что народец в оперативном отношении неинтересный, совершенно рядовой, нагрянувшие незваные гости с самого начала взяли курс на жесткую линию. Отсекли огнем всякую возможность укрыться в подвале или подняться на крышу, зажали троицу в доме, начали планомерно прессовать. Минут через двадцать все было кончено: троих бывших боевиков, уже совершенно безопасных, снесли во двор из разных комнат и положили в рядочек, против чего они уже не возражали по чисто техническим причинам. И кто-то мимоходом прокомментировал привычной прибауткой:
— Басмач всегда прав. Пока жив…
Дальше происходила чистейшей воды рутина. Ребята из МЧС тушили мелкие возгорания по всему дому, а спецназ тем временем кропотливо
Со вторым адресом все обстояло гораздо интереснее. За все время наблюдения посторонних так и не засекли, они ни разу не вошли и не вышли. Во дворе и на улице показывались лишь законные обитатели дома: хозяин, его жена и беременная хозяйская племянница, то ли гостившая тут, то ли перебравшаяся на жительство по каким-то своим обстоятельствам. Ну и соседи изредка заглядывали.
Меж тем пленный упирался, заявляя, что говорит правду, что в доме то ли постоянно скрывается, то ли периодически отсиживается либо сам Абу-Нидаль, либо его правая рука Камаль — адъютант, заместитель, доверенное лицо, связной.
На исходе вторых суток подтверждение этому подкинули ребята из радиоконтрразведки. В эфир ненадолго вышел супостат с позывным «Бейбарс», разговор оказался недолгим, свелся к приветам и взаимному выяснению, все ли спокойно у собеседника. Однако давно уже было известно, что этим позывным последний месяц пользуется Камаль — и, что еще интереснее, рация работала как раз из этого самого адреса. Невозможно было с точностью до метра указать ее местонахождение, но именно за этот дом эфирщики ручались.
А потому вскоре последовала соответствующая команда.
Район оцепили по всем правилам: кольцо блокады дома, внешнее кольцо на случай, если объявится подмога. На этот раз никто из соседей не порывался срочно покинуть место действия — просто-напросто засели в домах тихо как мышки. Очень похоже, соседи ничего не знали о потаенных обитателях адреса — а это наверняка означало, что вышли на настоящую хазу, глубоко законспирированную, куда украдкой приходят крупняки, а не шляются взад-вперед рядовые… Бывали прецеденты.
В конце концов поступила команда заходить. На сей раз обошлось без браво выносящей ворота брони и даже без лихих прыжков через забор, все выглядело буднично, скучно. Уланов самым прозаическим образом поднял задвижку калитки, оказавшейся незапертой изнутри, распахнул ее и вошел во двор — естественно, готовый при необходимости пустить в дело автомат. Следом за ним, гораздо быстрее, ворвалась тройка, потом полковник Рахманин, а за ним еще одна тройка.
Шестеро рассыпались направо-налево, приготовившись действовать, если из дома начнет огрызаться какая-нибудь сволочь. Уланов по врожденному недоверию аккуратно держал на прицеле хозяина, а тот еще некоторое время так и сидел на табуреточке, ковыряя шилом какие-то широкие ремни наподобие конской упряжи. Он и не подумал дергаться, вскакивать с места, как истеричная девица, — сидел себе, меланхолично поглядывал на нежданных гостей. В конце концов отложил ремни, воткнул шило в лежавшую рядом колоду, поднялся, отряхнул ладони и неторопливо направился к полковнику. Этакий экземпляр лет за сорок, кряжистый, по-крестьянски основательный и несуетливый. Полностью соответствует имевшемуся на него материалу (без капли компромата). Обитает в этих местах восемь лет, в боевых действиях участия не принимал, близкие родственники в бандформированиях не состояли (ну а дальних здесь у каждого тьма-тьмущая, кого ни копни, обнаружится седьмая вода на киселе, нашему слесарю двоюродный забор, который как раз принимал и участвовал, но такова уж местная специфика…). В связях с боевиками до сих пор замечен не был, продовольствием не снабжал, поручений не выполнял. Одним словом, либо ангел в тюбетейке, либо наоборот, давний и хорошо законспирированный хозяин серьезной явки, которого по пустякам не дергают и мелкую шелупонь на постой не назначают.
Любой фактик может иметь здесь двойное толкование. Вот, скажем, наружка установила, что собаки во дворе не имеется. Это может свидетельствовать о том, что хозяин собак попросту не любит или не опасается за свое немудрящее добро. А также и о том, что это все-таки явка: хороший сторожевой пес непременно начнет брехать ночью на посторонних, а тем это совершенно ни к чему.
Остановившись шагах в трех от полковника, в котором он неким крестьянским инстинктом угадал старшего, хозяин еще раз, уже без особой необходимости отряхнул ладони и спокойно, без вызова, без задиристости осведомился:
— Это все к чему, начальник? — и кивнул на рассредоточившихся у ворот автоматчиков.
— ФСБ, — сказал полковник. — Обыск придется делать, уж извините. Служба.
Сумрачно глядя на него, хозяин спросил:
— А какая-нибудь законная бумага имеется?
— Ну как же без этого… — кивнул Рахманин и соответствующую бумагу подал в развернутом виде. Спросил предусмотрительно: — Вам ваши права разъяснить, гражданин Хунзатов? В присутствии адвоката нуждаетесь?
Хозяин сосредоточенно (такое впечатление, что дважды) прочитал бумагу, вернул ее полковнику, пожал могучими плечами: