Равновесие невест
Шрифт:
Тем временем, Артан скрылся в пещере, чтобы переодеться, а Маля приступила к моей внешности.
Только её руки коснулись моего лица, как внутри будто шарик надулся и лопнул, отшвырнув её прямо в отца. Вместе они повалились на пол, а над ними воспарил ариус, раскрывшись как капюшон у злющей змеи. Он и звуки издавал похожие, этакое приглушённое шипение.
— Нет, нельзя, назад! — заорала, предчувствуя нападение. Моя рука непроизвольно вошла в белый дым и ариус потерял форму, разлетаясь в разные стороны. В этот момент, я впервые почувствовала связь с этой сущностью. Осознала, что у неё нет разума, что она не живая, не животное
И стоило это осознать, как кристальная ясность пропала, оставив только пришедшие в голову мысли, но без чувства правды в них. А ариус, повинуясь просьбе, вернулся обратно в тело.
— Поразительно, — прошептал Томар, вставая и помогая подняться дочери. Он во все глаза смотрел на меня, не веря увиденному. — Вы потрясающе быстро учитесь. Совсем не как Каргатские короли осваивают нориус. Просто невероятно.
Его слова отозвались во мне довольной ухмылкой. Я сама чувствовала с какой быстротой проникаю в ариус. А когда мы с Ником начнём-таки заниматься, смогу и управлять это силой. Но что я буду с ней делать?..
* * *
Когда со мной закончили, Артан вывел меня через потайной ход прямиком сквозь подземный лабиринт под фамильным склепом Каргатских королей. Здесь на удивление тихо и сухо, почти нет пыли из-за низких сквозняков, неприятно холодивших лодыжки.
Я сжимала тёплую руку Арта и где-то внутри как будто солнышко горело, удивительно-приятное чувство. С Равновесия мы впервые остались наедине и это было так странно. А скоро выйдем в город, где будем предоставлены сами себе: не драконы, не аристократы, а замужняя пара заурядных купцов.
В то же время, было немного боязно: Арт почти втрое старше меня, и это было заметно по его покровительственному отношению. По его поведению, манере говорить, в его знаниях и суждениях. Между нами пропасть и страшно представить насколько молодые жёны на самом деле одиноки.
От дурных мыслей держит слияние. Оно же будет сглаживать острые углы и недопонимание. Лёд сойдёт, а мы останемся. Навсегда.
Я сильнее сжимаю руку, и он оборачивается, оглядывая меня с вопросом. В ответ мотаю головой, убирая с глаз непослушные пряди волос, и забываю обо всяких глупостях, оставляя только предвкушение перед развлечением.
И правда, Арт придумал истинное искушение для неопытной новоявленной горожанки. Он уверенно вывел меня за пределы дворца к роще, где нас поджидала пара гнедых лошадей, так что ехать предстояло верхом.
Мы остановились на постоялом дворе небольшого ресторана с забавным названием «Морские Помпушки», у которого верхний этаж отдам под гостиницу. Как объяснил Арт, он когда-то знал хозяина, и был уверен в его порядочности. Правда мы не представились, просто сделали остановку, чтобы перекусить.
Пышнотелая официантка улыбалась во все зубы, лукаво поглядывая на нас и давая сотню советов, куда сходить после обеда. А под конец выставила перед нами две чекушки со сладкой настойкой, сопроводив комментарием: «Пирату и его избраннице от Клычка с наилучшими пожеланиями». Арт звонко рассмеялась на это, поднимая стопку и на расстоянии чокаясь со стоящим у барной стойки хозяином ресторана. Тот, оглаживая куцую бородёнку, довольно щурился в ответ.
А мы направились в самую глубь квартала развлечений. Арт благоразумно вёл меня в сторонке от подозрительных подворотен и ярко-красных зданий, ведя исключительно по дороге фокусников и студентов-магов, останавливаясь возле кукольного театра, а потом и заводя в небольшой зоопарк с редкими животными. Мы прошли здание насквозь и вышли на улицу художников, где меня нарисовали с удивительной проницательностью: сквозь пышногрудую блондинку с соломенной косой, проступали мои черты. Бедный творец! Он так краснел, когда пытался понять, почему я не похожа на рисунок. Даже отдал его забесплатно, хоть Артан и настаивал на оплате. В конце концов, он незаметно сунул в сумку художника монеты, а картину сложил и спрятал за пазухой, подмигнув мне.
По дороге собирались зайти в зал кривых зеркал, но не стали рисковать, мало ли что проявится, а вместо этого купили яблоки в карамели и направились в сторону набережной.
— Вот бы полетать сейчас! — протянула с тоской, наблюдая как со стороны дворца над морем летит одинокий дракон. — Ник совсем-совсем против полётов, а ведь это моя суть! Почему нельзя?
— Боится сопутствующего риска. Из-за того, что случилось с Миртой, — помрачнел Артан, смачно откусывая от яблока. Осколки карамели посыпались под ноги, и к ним бросились маленькие рыжие ящерки.
— Представляю, как он разозлится, если узнает, что мы сбежали из дворца, — проворчала себе под нос, разглядывая каменистый обрыв за парапетом.
Погода на берегу взъерошенная как маленькая птичка, ветерок то бросается в волосы, спутывая их в мокрый от соли ком, то выпускает солнечные лучи сквозь грязно-серые тучки, вынуждая сильно щуриться. Мелкие барашки на воде ближе к побережью превращались в бодрые волны, бьющиеся о скалы, и сквозь них виднелась поднятая со дна грязь вперемешку с зелёными водорослями.
— Пожалуйста, давай не будем о нём, — как-то грустно сказал Арт, выбрасывая в море остатки яблока. Он облизнул липкие пальцы, совсем по-простецки вытер их об рубашку, и обнял меня за плечи.
— Расскажи о себе, — попросила, испытывая томление и такую осязаемую нежность, от которой хотелось смеяться как маленький котёнок. Но я смущалась, вокруг прогуливались другие люди и нелюди. И пока мы вели себя как все, всё было нормально. А проявление ярких чувств точно привлечёт ненужное внимание.
— Что ты хотела бы узнать?
— Всё! — ответила откровенно. — Я же почти ничего о тебе не знаю. Тогда как ты знаешь обо мне такое, что никто больше не знает…
— Я сбежал из дома в семнадцать, когда отец ясно дал понять, что не считает меня достойным заниматься семейным делом. Он видел во мне исключительно «принеси-подай» и я сбежал от этого в столицу. Мне повезло, на родине я кое-кому помог и он выдал рекомендательное письмо предыдущему канцлеру тайной полиции…
Мы успели сделать несколько кругов по набережной и всё это время Артан с какой-то затаённой обидой рассказывал о своей семье. О том, сколь много он пытался дать родным, а в ответ чувствовал, как его используют. Он тянулся к близким, и только племянники отвечали искренностью в ответ. До самой смерти отца, Арт так и не дождался признания. Сверт Гадельер был упёртым как сто баранов и считал, что сын поступил подло, опозорив семью своим побегом. И никогда не давал отцовского благословения, даже будучи при смерти.