Равновесие невест
Шрифт:
— Артан, привет, давненько ты ко мне не заходил! Вижу, не с пустыми руками пришёл, это похвально, — заговорил с хрипотцой в голосе Ник, и Арт, повинуясь жесту короля, опустился в мягкое кожаное кресло возле окна. Достав бутылку, он показал этикетку Нику, на что тот одобрительно кивнул, вытаскивая из нижнего ящика пару пыльных стаканов.
Дегустация новинки прошла в молчании. Обоим это было необходимо. Они заговорили только когда раскурили трубки, а первая порция рома подошла к концу и Арт разлил по второй.
— Хреново всё, Арт, — нарушил тишину Ник, прикладываясь к напитку. Сейчас в сумерках его лицо подсвечивали заново
Король побарабанил пальцами по деревянному подлокотнику кресла, а затем поднялся к столу, с которого забрал одну из чёрных папок, и протянул её Арту.
— Почитай. Эти письма пошли почти сразу после происшествия с Селестой. Её болезнь дорого обошлась нам. И видимо король Агондарий на пару с дочуркой время зря не терял.
Перед Артаном оказалась стопка официальных документов, в которых союзные страны заявляли, что временно разрывают дипломатические отношения до прояснения ситуации с подводниками. А по комментариям Ника стало ясно насколько стыдно и втихую всё это проворачивается — ни один посол не выступил лично, все документы доставлялись с обычной почтой. А дипломаты покидали посольства чуть ли не под покровом ночи, страшась вызова во дворец.
В ответ Арт разразился нецензурной речью. По его мнению, всё это чистой воды подлость и предательство. И не нужны Каргатам такие союзники, что бегут как крысы с тонущего корабля!
— Только мы не тонем. А на грани войны, — холодно ответил Ник. Он допил вторую порцию рома и внезапно скривился. Сахарная сладость напитка в миг опротивела, и он отставил стакан в сторону. — Так что вызывай в столицу Виклоша, проводи ревизию складов, проверяй судоверфи, корабелов, наведайся опять в Секретариат с инвентаризацией, словом — запускай машину подготовки.
— Ник, подожди. Ты сейчас серьёзно говоришь об этом? — тихо переспрашивает Артан, наклоняясь вперёд, вглядываясь в лихорадочный блеск глаз друга.
Король кажется полностью расслабленным, спокойным, даже безмятежным. Если не знать его. Если не видеть детали. Не замечать, как быстро чернотой наполняются и сдуваются сосуды под кожей лица. Не обращать внимания на лёгкую дымку нориуса, растекающуюся вокруг тела повелителя. Не видев этих деталей, и не скажешь, что Никлос на грани срыва. Что его от чистой ярости отделяет одно неверное слово.
— Да, морвиус его побери! — процедил король. — Знаешь, мой дед был мудрым правителем, и он всегда хотел мира с подводниками и эльфами. Он придумал как это сделать: его реформа должна была показать нас как поборников мира и закона, но беда в том, что это никому не нужно. Подводники голословно обвинили шелки в гибели своих грёбаных животных и весь мир это сожрал. Так почему мы должны прогибаться под них? Ведь русалы уже показали свою беспринципность, когда попытались украсть мою подопечную, между прочим, твою возлюбленную! Так скажи мне, почему нам не стоит показывать нашу силу?
Артан не нашёлся с ответом. От одного упоминания о Селесте, внутри него вскипала кровь и он забывал все доводы рассудка.
Однако Арт не стал бы маршалом, если бы подчинялся зову крови. Подавив злость, он глубоко вздохнул, возвращая себе равновесие. Заново раскурил трубку, сделал несколько глотков рома, и только после этого заговорил.
— Тогда забудь о реформе.
— Хватит! — оборвал его Никлос, сцепив руки в замок и сжав зубы. Исподлобья глядя на друга, Ник признавал его правоту, но не мог так же легко успокоиться. И не хотел. Он видел только один выход из ситуации и не намеревался искать компромисс.
— Войны не будет, как только русалы и все остальные поймут, что мы настроены серьёзно. Когда увидят, что мы готовимся воевать. Когда вспомнят, кто на самом деле такие Каргатские короли. Когда увидят, что белокрылая здорова, сильна и на моей стороне. Увидев нашу силу, они отступят.
— А если нет? — тихо спросил Артан.
— Тогда мы сотрём их в порошок.
* * *
Уже давно ушёл маршал. И Богарт, заскакивающей с ворохом очередных дел, был отправлен спать. И свет во множестве комнат дворца погас. И медленно спустилась тишина, махровым одеялом накрыв тревожный как улей город. За окном весенняя ночь, пока ещё тёмная и сырая, переполненная дождями и ветрами, но готовая принять первую огненную майскую грозу, сухую жару июня, полуденный зной и ярость летних бурь.
Ник держит в руках не тронутый стакан с коньяком, глядит в ночную тьму, мыслями витая далеко отсюда. Ему вспоминается одна из ночей, когда он почувствовал чужое присутствие в лесу, когда увидел шарахавшуюся от собственной тени девушку, пробирающуюся к обрыву. Вспомнил, как неуклюже она превратилась в дракона, с каким старанием пыталась быть незаметной, и насколько громкой оказалась в итоге.
Сейчас, вглядываясь в темень, король пожелал увидеть её, хоть и знал, что девушка находится в другой части замка, что частичный паралич ещё не сошёл, да и красться в потёмках ей больше незачем. Её мать была перехвачена на границе столичного округа, и совсем другим маршрутом доставлена в Винцельскую долину в сопровождении управляющего дэра Аскол дэ’Маринье, который должен помочь с хозяйством, везя в сумке распоряжение об отмене налогов с долины Винцель сроком на десять лет.
Мать Селесты весьма благодарная женщина. Осознав расположение короля, она передала с поверенным письмо, в котором подробно рассказала об отношениях мужа с эльфами. И о том, что они делали с её дочерью. Так она показала на чьей стороне.
Но эти новости ничего не меняли. В свете грядущего, проблемы с эльфами отходят на задний план. На днях король получил очередное письмо от короля Агондария с требованиями отдать Селесту, иначе быть войне.
Потерев нахмуренный лоб, Ник собирался было ложиться спать, когда услышал шаги за стеной, а после совсем невесомый стук в дверь, и на пороге возникла прелестная юная блондинка. В полусумраке её лицо сияло как маска, а приблизившись, преобразилось в заплаканное личико кэрры Кирнан Грацбурской. Она прижимала руки к груди и смотрела на короля с таким отчаянием, что его сердце дрогнуло и он не стал гнать девицу прочь из мужских покоев.