Равновесие Парето
Шрифт:
— Да-да, про Дениса, — Юдин повернул голову к окну и задумчиво уставился на ливень. — В общем-то, я не знаю, что именно вас интересует. Я считал, что вы хотите услышать о нечто ином…
— И об ином тоже, — сказал многозначительно я. — У меня вообще много вопросов накопилось.
Старик оторвался от окна и внимательно посмотрел на меня. Его глаза, утопленные в полумраке глазниц, казались черными впадинами:
— Не думаю, что отвечу хотя бы на большую их часть, — Юдин прислонил посох к плечу и сложил на нем скрещенные пальцы. — С чего вы хотите начать?
— Расскажите мне про Краснова.
— У нас были сложные отношения, — начал Ян. — Насколько Денис обладал хорошими профессиональными качествами, настолько же у него был тяжелый характер. Противоречивый, упрямый, злой в общении, он не был душой компании, но зачастую имел альтернативное мнение, которое оказывалось верным. За это его ценили.
— Чем конкретно Денис занимался в вашем отделе?
— Он был инспектором по безопасности закрытых шахт. Вам нужно объяснять что это?
— Если не сложно.
— Девять лет назад закрыли шахту Комиссаркую, последнюю в Славинске. До этого момента прекратили работу еще три штольни, Первомайская и Челюскинцев, их закрыли годом раньше. Бригады выбрали последнюю доступную породу и ушли из забоя. Потом долго и болезненно вывозили оборудование. К тому времени в стране как раз начался развал, все приходилось делать собственными силами. Которых не хватало. Народ уже разъезжался, город начинал чахнуть.
Старик вдруг замолчал, повел головой, прислушиваясь к чему-то. Я тоже напряг слух, но ничего не услышал. Недоуменно посмотрел на Юдина. Но тот уже успокоился, откинулся на стуле и продолжил рассказ:
— Обычно, в целях безопасности, выработанные шахты подрывают или затапливают, но в нашем случае ни один из этих способов не был возможен. Первомайскую удалось подтопить подземными водами, но и только, вода выше десятиметровой отметки не поднялась. Поэтому приняли решение просто забить щитами входы. Так и сделали. Везде, кроме Комиссарской.
— А почему?
— Я слышал, как Карчевский рассказывал вам про недоступную железную аномалию под горами, — сказал старик. — Как раз через данную шахту и должны были пробиться к ней. Но, увы, не хватило времени. А потом уже ресурсов, людей. По решению Министерства, Комиссарскую законсервировали до лучших времен, оставив в ней все как есть, вплоть до освещения и системы вентиляции.
— То есть, эта шахта оставалась рабочей? — уточнил я.
— Номинально, — качнул головой Юдин. — Я не буду вам сейчас разъяснять процесс консервации такого рода объектов, но — да, шахта оставалась в работоспособном состоянии. Вот поддержание ее в этом состоянии и входило в обязанности нашего отдела, это если, в общем. А по мелочам, если можно так выразиться, то, — старик начал загибать пальцы. — Целый парк горной техники из других шахт. Контроль за коррозийными изменениями сводов. Периодические инспекции в уничтоженные штольни. Не сказать, что работы было очень много, но ее хватало.
— Ясно, — в общих чертах мне стало понятно, чем они тут занимались, нужно было переходить к главному. — Расскажите про последние дни жизни Дениса. Что же все-таки случилось с ним? Как именно он погиб?
Юдин провел шершавой ладонью по посоху, медленно вытянул ее в сторону, выставив указательный палец:
— Краснову принадлежал вон тот стол у стены, — старик указывал на самый дальний стол, в глубине комнаты. На нем ничего не лежало, в отличие от соседних столов. Стул, такой же, на котором сидел Юдин, был задвинут под стол.
Старик опустил руку, продолжил бесстрастным тоном:
— Краснов пришел работать в Управу пять лет назад. До этого, насколько я помню, он работал в школе завучем. Школу закрыли, учителя уехали на Большую Землю. Краснов остался, устроился к нам. Говорил, что любит этот город, что уезжать ему некуда.
Старик заговорил тише, размереннее:
— Первый год-полтора я помню Дениса как веселого молодого человека, с прекрасным чувством юмора. Но чем больше город пустел, чем явственнее становились признаки смерти, тем заметнее портился характер Краснова. Сначала он переругался со своими друзьями, со мной. Несколько раз порывался уволиться, и я, видит Бог, с облегчением подписал бы его заявление. Но он так и не решился. Потом от него ушла девушка, переехала на Большак. Отвернулись друзья. Денис стал замкнутым, нелюдимым. Начал пить.
— Почему вы его сами не уволили? — поинтересовался я.
— Я уже был не в том положении, чтобы разбрасываться кадрами, — произнес старик, качая головой. — К тому же, несмотря на недостатки, Денис был хорошим сотрудником.
— Понятно. Что случилось дальше?
— Дальше? — эхом повторил Ян. — Дальше все стало еще хуже. В городе стали происходить нехорошие события. Краснов решил выяснить причины, предотвратить, спасти, что еще под силу. Но пошел неверным путем, и, как следствие, погиб.
— Подождите, постойте! — я возбужденно замахал руками, останавливая рассказчика. — О каких событиях вы говорите?
— Город практически умер. Его сознание окунулось в лихорадочные иллюзии, рассудок помутился, — просто ответил старик. — Когда появились Черный и Белый, Город пришел ко мне. И мы долго разговаривали.
Я, открыв рот, уставился на него. Может, мне показалось?
— К вам пришел… кто, простите?
— Город. Его антропоморфный аватар, если пожелаете. — Юдин подался вперед. — Ожившее воплощения Славинска, персонифицированная душа города в бренном теле человека.
— Прямо Бронзовый Всадник какойхто, — хмыкнул я. — Вы же взрослый человек…
— Он пришел, и я разговаривал с ним, — грубо перебил меня старик, стукнув по полу посохом. — Разговаривал, как с вами сейчас разговариваю.
Я лишь согласно кивнул, не решаясь спорить.
— Мы беседовали весь вечер. Город выглядел плохо, он был истощен и ослаблен, — Ян опустил голову, погружаясь в воспоминания. — Я проваливался в его глаза, черные и бездонные. Он был бледен и худ, но глаза, они горели каким-то внутренним огнем. Такими глазами утопающий и потерявший надежду человек смотрит на проходящий мимо корабль. Вы понимаете?