Рай где-то рядом
Шрифт:
— Я и сама так решила, — ухмыльнулась та в ответ. — Когда домой? — спросила Ирен. — Не знаю еще. За мной пока наблюдают. — Зачем? — удивилась Тотт.
— Да кто их разберет… может, проверяют, в своем ли я уме? Вербена пристально смотрела на Элнер:
— Как ты себя чувствуешь? Голова не болит? У меня от осиных укусов головные боли.
— Ничего у меня не болит. Зато я тут превратилась в здоровенную подушку для иголок: всю истыкали, вертели так и эдак, разве что наизнанку не вывернули. Каких только анализов
Тотт с решительным видом пристроилась на стуле рядом с кроватью.
— Теперь о деле. Страх как хочется узнать, что бывает, когда умрешь? Идешь по белому коридору, встречаешь кого-нибудь?
Норма затаила дыхание, но Элнер, человек слова, отвечала: — Никаких белых коридоров.
— Вот жалость! — протянула Тотт. — Я-то надеялась, что ты нам порасскажешь интересного, мудростью поделишься.
— Да, — поддержала ее Нева. — Быть может, у вас были прозрения, откровения или что-то подобное?
— Вот-вот! — вторила ей Вербена. — Говорят, пережив клиническую смерть, некоторые становятся целителями. Я надеялась, что ты вылечишь мой артрит.
Элнер, прищурившись на Норму, отозвалась:
— Я вам одно скажу: нужно жить каждый день как последний — кто знает, что дальше. Взять, к примеру, меня: только что собирала инжир — и на тебе, в следующий миг лежу без сознания.
Тем временем Руби Робинсон решила найти Бутс — перекинуться словечком и разузнать, что же все-таки случилось.
Бутс, отдыхавшая во время перерыва в сестринской, обрадовалась подруге и призналась начистоту:
— Всем нам велено держать язык за зубами, но тебе скажу как есть. — Бутс огляделась по сторонам, не подслушивает ли кто. — Проверяли-перепроверяли, да так и не поняли, в чем дело. В приемном тогда дежурила моя подруга Гвен; она клянется, что Элнер была мертва. — Что за чудеса?
— Сколько лет работаю — ни с чем таким не сталкивалась.
Руби вернулась в палату в самое время, чтобы услышать радостный возглас Элнер:
— Кэти прочла мне мой некролог! Замечательные слова! Жаль, в газету не попал!
Гостьи просидели до трех и пустились в обратный путь, пока не начался час пик.
После ухода подруг Элнер сказала Норме: — Девочки пробовали дозвониться до Лютера, но его нет в городе. Вот огорчится-то, что пропустил самое интересное!
— По правде говоря, ему же лучше — сами понимаете, он большой ребенок.
— Это точно. Нева расписывала пышные похороны, которые мне готовили, а послушать Ирен, так вас с Мэкки накормили бы запеканками до отвала. Эй, не жалеешь теперь, что я ожила? Запеканки можно заморозить. Вам с Мэкки на целый год хватит.
— Боже мой, тетя Элнер! — взмолилась Норма. — Запеканку я и так приготовлю! Незачем ради нее умирать!
—
— Тетя Элнер, если вы еще хоть разок вздумаете умереть, то честное слово… хватит с меня и одного раза.
На ужин подали печенку с луком, и Элнер, дождавшись ухода медсестры, пожаловалась Норме:
— Печенка как подошва! В нашей забегаловке в тысячу раз вкусней готовят.
— На вид и впрямь не ахти, — согласилась Норма.
— Когда ж меня отсюда вытолкают наконец? Скорей бы домой! — Может, завтра станет ясно.
— Не нравится мне, милая, что ты мотаешься туда-сюда каждый день, у тебя и без меня забот по горло.
— Глупости! Главная моя забота — чтобы вам было хорошо. — Норма взяла Элнер за руку. — Если с вами что-нибудь случится, я просто умру. — Спасибо. Добрая ты моя девочка…
Вечером Норма уехала домой, и Элнер осталась наедине со своими мыслями. Жаль, не поверила племянница ее рассказу о том, как она со всеми виделась и как там чудесно… Что поделать, силком не заставишь. Элнер рада была вернуться к друзьям и родным, ее окружили такой любовью. И Норму ей совсем не хотелось бы огорчать, но в глубине души Элнер немножко досадовала, что снова очутилась здесь. Реймонд и Дороти, конечно, неспроста отправили ее назад… а как хотелось бы остаться. Ах, какая жалость, что не удалось повидаться с Уиллом! Уж эти мысли точно нужно держать при себе, но как же это трудно! Не скажешь ведь близким, что хочешь умереть, — толку никакого, а им будет больно. И все-таки, почему ее вернули? Еще одна тайна бытия, и лишь они знают ответ. С минуту Элнер лежала молча, потом запела: «Святая тайна бытия, теперь нашел разгадку я… Теперь…»
В палату влетела перепуганная ночная медсестра:
— Как вы себя чувствуете, миссис Шимфизл?! Вам плохо? — Наоборот, хорошо. Спасибо.
— Простите, мне послышалось, будто вы стонали.
— Это я пела. — Элнер засмеялась. — Я пою не лучше, чем Эрнест Кунитц играет на тубе, но он хотя бы уроки берет.
— Еще раз простите, что вас потревожила. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи. Если ко мне привяжется еще песня, я вас предупрежу. — Чтобы я успела заткнуть уши ватой? — Точно.
Возвращаясь на пост, медсестричка улыбалась.
— Ну и чудачка лежит в семьсот третьей! — сказала она подруге в регистратуре. — Буду скучать, когда ее выпишут. Слышала бы ты, как она нам рассказывала про своих семерых рыжих котов по кличке Сонни! — У нее семь котов Сонни?
— Один. Просто каждого нового она называет Сонни. А еще она обещала после выписки всем нам прислать инжирного варенья и картинку с какими-то мышами, которые скачут по пустыне. — Да она чокнутая!