Рай тебя не спасёт
Шрифт:
Облака таяли, выпуская солнце, злое, беспощадное, готовое испепелить всё живое.
«Ненавижу солнце, — подумала Ева. — И туман. Выберусь — уеду на север».
Под внимательным взглядом ангела-надзирателя она подняла камень и скривилась от боли, прошившей бедро. Со свистом втянула воздух. По ноге потекло что-то тёплое. Кровь.
«Терпи, — прошипела Ева. Стиснула зубы и выпрямилась, прижимая к груди тяжёлую ношу. — Вернёшься домой, бросишь строительный и пойдёшь на курсы графического дизайна. Всё будет хорошо, только терпи. Пожалуйста, терпи. Шажок. Ещё шажок. Как же больно!»
Чувствуя на себе пристальное внимание ангела, она попыталась затеряться в толпе и захромала в сторону карьера, который казался пастью великана, полной зубов — камней.
«Шаг. Ещё шаг. Нельзя вызывать подозрений».
Пожалуй, она выглядела не подозрительнее остальных пленников: те так же кусали губы, хрипели, шатались от усталости.
«Шаг. Шаг».
Воздух был сухим, пыльным и царапал горло. Утренняя свежесть сменилась зноем, оставляющим волдыри.
«Давай. Давай. Шаг. Шаг».
Жёлтый холм с пропастью у подножья подёрнулся рябью. Между ним и Евой лежало поле, изрытое гребнями и выжженное солнцем, — ни клочка растительности. Земля была каменистой, а Ева — босой.
Спину прострелило болью — девушка согнулась с ощущением, что не разогнётся никогда. Осколок, привязанный к ноге, сместился, пропоров кожу. В пыль упала кровь.
«Не могу больше».
Два нетвёрдых шага — и Ева разжала руки, роняя камень. Она никогда не была хорошей актрисой, но, измученная, изобразила обморок почти натурально. Закатила глаза, пошатнулась и рухнула на землю. Каких сил ей стоило не заорать от боли!
Ева лежала на спине, слушая шарканье заключённых, слишком изнурённых, чтобы обращать внимание на упавшего человека. Солнце било в глаза, яркое, обжигающее. Даже с сомкнутыми веками хотелось зажмуриться. Раздались торопливые шаги. Кто-то приближался к потерявшей сознание пленнице. На лицо, заслоняя от жара, упала тень: над Евой склонился ангел. Девушка незаметно нащупала под рубахой острый глиняный край. Застонала, делая вид, что приходит в чувства. Белокрылый обхватил Еву за плечи, помогая подняться, — и пленница выбросила руку вперёд, загоняя свой примитивный нож надзирателю глубоко под рёбра. Провернула, раня и себя, рассекая ладонь до кости.
Покушение на адепта Ордена вызвало в империи резонанс. Да ещё какой! Совесть Еву не мучила: покалечить, а тем более убить, вечное существо осколком глиняной миски было невозможно.
При мысли о скорой встрече с бывшим супругом начинало отчаянно колотиться сердце, а в животе словно закручивалась пружина. Как и тринадцать месяцев назад, Ева стояла на краю стены, что защищала город от последствий давней катастрофы — одновременного извержения десяти вулканов. Девушка всматривалась в горизонт, пытаясь первой заметить приближение знакомой фигуры. И фигура появилась, но со стороны дворца, а не багрового моря, и совсем не та, которую Ева ожидала увидеть.
Солнце закрыла тень: за спиной на стену бесшумно приземлилась Махаллат и кивнула ангелам, что сопровождали пленницу. Надзиратели взмыли в небо, возвращаясь в Орден. Повисла звенящая тишина. Никогда прежде Ева не видела верховную жрицу Тьмы взбешённой настолько: скулы подрагивали, алый огонь затопил радужку. Взгляд дьяволицы остановился на рассечённой руке. От крови ладонь казалась затянутой в красную перчатку. Ева знала, что любой из демонов способен исцелить такую рану за несколько секунд, но Махаллат не стала этого делать, как не сделал этого ни один из ангелов.
Летели молча. Разлитое в воздухе напряжение не могло испортить триумф победы, первой в череде тех, которые предстояло одержать в войне за свою свободу. На душе было легко. Сердце переполняла радость: она больше не вернётся в ненавистный барак, к постоянному чувству голода и вони немытых тел! Всё позади! Никакой боли! Никаких камней! Никакого чёртового солнца!
Закрывая глаза, Ева представляла, как с наслаждением опустится в горячую ванну. Над водой будет клубиться пар. Воздух наполнят ароматы трав и эфирных масел: вербена, апельсин, мелисса. Она смоет кровь и пот. Позволит помутневшей воде стечь и наберёт ванну заново. Откинется на широкий бортик, отдыхая столько, сколько захочет. А после закутается в белоснежный халат, который столько раз видела в грёзах.
Рана в потревоженной ладони открылась, но Еве было всё равно: она предвкушала, как уснёт не на холодном полу, а в кровати, застеленной свежим бельём. Уснёт, положив под голову настоящую подушку, а не руку в мозолях.
В объятиях злой дьяволицы, летящей в Пустошь, Ева вдруг осознала, как вымотала её жизнь в Ордене, искупительный путь. Оказалось, что держалась она из последних сил, в шаге от того, чтобы сломаться.
Ева не заметила, как задремала, зарывшись лицом в волосы Махаллат, чёрные, как у брата. Ей снилась старая, земная квартира, ванная комнатка два на два метра в розовой плитке с узором под мрамор: зеркало над раковиной запотело от пара, из крана полным напором хлестала вода.
Ева открыла глаза и зажмурилась: ветер швырял в лицо вихри пепла. Огненная ночь только закончилась. Внизу темнели внушительные воронки кратеров. Среди зияющих рытвин и ям были в беспорядке разбросаны демонические дома, каждый — словно под стеклянным куполом. А между — километры выжженной, непроходимой земли. Вдоль горизонта тянулась цепь заснеженных гор. Прямо по курсу возвышалась скала, пронизанная отверстиями пещер от подножия до гребня.
Ева поёжилась. Невыносимо болели окоченевшие ступни. Порванная рубашка — единственная защита от ветра — пропиталась кровью в том месте, где к телу прижималась раненая рука.
«Ничего, — подумала Ева, — скоро согреюсь».
При встрече Велар разведёт в камине огонь. Закутает жену в плед. Принесёт чистую одежду. День, когда Ева скинет зловонную тюремную робу, станет лучшим в её жизни.
Сердце вело себя странно — то колотилось как бешеное, то замирало в предвкушении. Ева думала, что Махаллат собирается доставить её в объятия любящего супруга, но, пролетая над скалой, дьяволица нырнула в одну из круглых пещер у вершины. Ева ничего не спросила, но радостное спокойствие, царившее в душе всю дорогу, сменилось дурным предчувствием. Вскоре они опустились на знакомую тропу, петлявшую между ямами — камерами ожидания.