Рай в объятиях Беса
Шрифт:
— Есть проблема, Светик. Тебя не снимут. Я узнавал.
— Если я возьму самоотвод, то…
— Тебе не разрешат, – отрезал он, подскочил как ужаленный, и натянул брюки.
— Что?! Это еще почему?!
— Потому что не тех людей я убил, Света, – Панкрат резко опустился на кровать к ней спиной и провел пальцами по своей макушке. – Мне никто не разрешал их трогать. Более того, громко запретили. Ты ошиблась в выводах, красивая. Деды на меня сейчас злятся за своеволие. И самое безопасное для меня сейчас место – это решетки. Руки у них, конечно, длинные.
— Ты шутишь?
— Нет, конечно. Пока я плачу охране сумасшедшие бабки, то сижу в отдельной камере. А мои люди ежедневно к дедам на поклон ходят, чтобы меня ненароком не пырнули заточкой. Как думаешь, откуда у тебя видео со мной появилось? Вовремя так! Со всеми подробностями. Меня деды подставили.
— Зачем же ты тогда их убил?
— А ты сейчас как прокурор спрашиваешь или как моя женщина?
— Я попробую договориться о твоей охране. Ты можешь выступить против них, Панкрат. Мы обеспечим тебе защиту и…
— Не смеши, красивая! Че вы там можете?! – рассмеялся Панкрат. – Да и не стукач я, Светик. И, несмотря на то, что мне от тебя крышу сносит и в космос подбрасывает, я тебе, красивая, ни хрена не скажу, – он склонился над ней и впился в жестком коротком поцелуе ей в губы. – Так что быть тебе, Светик, моим прокурором. Леня против тебя – пацан в памперсах. Я ж тебя в суде видел. А судье пригрозили, если он меня отпустит, ему кранты.
— То есть… меня на это дело назначили, потому что…
— Взяток не берешь. Все знают, что ты, как отец… принципиальная! А значит, меня точно упечешь. А на зоне меня встретят со всей, как говорится, любовью. По моим данным малява туда уже дошла.
— И что ты мне предлагаешь? – истерично засмеялась Света в лицо бандиту. – Спать с тобой, а потом в суде против тебя же выступать? А ты ко мне заявился, чтобы удостовериться, что я от дела не откажусь? Чтобы тебя свои же не убили… Сволочь…
Слезы градом хлынули из глаз, она отбросила его руку, вскочила с постели, натянула халат и бросилась вон из комнаты.
— Стой, Свет! – он настиг ее на кухне и насильно притянул к себе. – Ну че ты опять себе напридумывала?
— Ты использовал меня, ублюдок! – яростно шептала она и, пытаясь выбраться из его крепких мужских объятий, колотила сжатыми кулаками по широкой груди бандита. – Как ни крути, использовал!
Панкрат, стиснув челюсть, молчал. На его лице заходили желваки. Света билась в истерике в его бесовских объятиях, а он сжимал ее крепче, притягивая к себе ближе. Жадно целовал ее щеки, лоб, волосы. С упоением вдыхал ее запах, пока она осыпала его проклятиями. А Ваня просто ждал, когда она успокоится. Через какое-то время ее рыдания стихли, превратившись в тихие всхлипы. Ее длинные черные волосы застилали лицо. Он нежно отвел рассыпавшиеся пряди, потянулся жаркими губами к ее уху и прошептал.
— Странная ты, Светик. Очень красивая и очень странная. Либо, мужики тебе до этого вшивые попадались, – обдал ее голодным взглядом, от которого у нее мгновенно подкосились колени.
НАСТОЯЩЕЕ
Отцу о словах дочери в зале суда донесли шустро. Он позвонил через полчаса после заседания. Генерал полиции Михеев орал так, что у Светы заложило уши. Такого отборного мата не знали, кажется, даже самые матерые уголовники. Свете пришлось даже отодвинуть телефонную трубку от уха, пока отец заходился в праведном гневе.
— Совсем озверела?! С ума сошла?! Такое заявлять во всеуслышание на открытом заседании?!
Света прямо увидела перед глазами, как отец, одетый по всей форме, раскраснелся, а кончики его пышных черных усов от злобы завернулись смешным колечками вверх. В детстве всегда по усам определяла, когда он злится.
— Папа, тебе вредно нервничать, у тебя сердце.
— Отставить! – орал Михаил Михайлович, выпуская пар. – От, когда ты ползать стала, сразу понял, что у тебя мозги набекрень! Кроме выигрыша совсем уже ни о чем не думаешь?! КАК ты могла такое заявить при всем честном народе?! Это ж как надо хотеть победить, чтобы так опозориться?! А про меня ты подумала?! А про деда?! Ты кроме себя о ком-то способна думать?! Опозорить мою фамилию именем этого…
Света тяжело вздохнула. Ну хоть кричит на нее! Что было в стократ лучше, чем если бы он молчал. Вздрючку от генерала полиции Света выдерживала легко, а вот его недовольное молчание всегда было равносильно изощренной пытке. Странно, но отец не поверил ее признанию. Подумал, что она специально себя оговорила. Что ж! Переубеждать его Света не собиралась.
— Папа…
— КАК?! Как я теперь людям в глаза смотреть буду?! И это после того, как тебя с позором из прокуратуры поперли?! Вместо того, чтобы сказать «спасибо», что не посадили, ты ж еще и творишь такое?! Что вы там с Авериным – белены объелись?! Этот ублюдок Панкрат должен сидеть в тюрьме!
— Он ее не насиловал! – вступилась Света за своего клиента. – Колесников состряпал дело. Он мне мстит, папа.
— Имеет право! – сдуру рявкнул отец. – Ты ж его тоже опозорила по самое не балуй!
— Папа, ты серьезно?! Что ты несешь?!
— А другого способа на место гаденыша-недомужа поставить у тебя не нашлось?! – хрипел Михеев, видимо опомнившись. – Это ж так себя подставить, чтобы все люди думали, что ты спишь с уголовником! Света, ты была тогда прокурором по его делу! А если твои старые дела поднимут?! Копаться начнут?!
— Пускай! – спокойно ответила Света. – Я его посадила. Свою работу я выполнила. Все по закону. Срок просила большой. Придраться ни к чему нельзя. Пусть копают, с носом останутся. А то, что судья ему срок скостил, это вопрос не ко мне.