Район на район, или хаос юго-востока
Шрифт:
Он поморгал одним глазом, показывая, как надо делать. Все засмеялись.
– Ну, бывает и по серьёзке: душу там пробить или «лося», – подытожил дембель.
Вернулся Стас Семёнов.
– Крана дома нет! – тяжело вздохнув, констатировал он.
– А-а-а, блин! Ну ладно. Хрен с ним! – расстроился солдат. – Потом увидимся.
– А «лося» пробить – это как? – спросил Кислицын.
Остальные ребята сидели молча, внимательно слушая дембеля. Даже магнитофон потише сделали. Семёнов тоже занял свободное место и уселся слушать старшего товарища.
– Ну как? – задумался дембель. – Вот так руки складываешь, – он скрестил свои ладони и приложил их тыльной стороной к своему лбу, получилось некое подобие лосиных рогов. – А я тебе прям туда
Дембель Фёдор ударил кулаком правой руки в ладонь левой.
– А тебя напрягали «деды»? – снова спросил Кислый.
– Ну, так-то бывало, ёмана, – спокойно сказал Фёдор и снова закурил. – Я, короче, когда в часть-то прибыл, в «Железке» неделю зависал… Да у меня маман там! Ёмана. Договорилась, чтоб меня именно туда забрали. Вот на неделю я и завис. Короче, поначалу-то пипец, конечно, сильно дрючили. Ночами качали. По сто, по сто пятьдесят раз отжимались. Писец, как руки и пресс болели. Недели две нас… – он тяжело вздохнул и задумался, посмотрев куда-то в сторону на пол. – Ёмана! Думал, сдохну я, короче! Одному табло так раскроили. У-у-ух, – Фёдор Ляксеич взялся за голову и, вдруг снова оживившись, продолжил: – Мы, в упоре лёжа, короче, стоим, а он чё-то борзанул, короче, пёрнул там поперёк «дедушки». Ему прям с ноги в табло и прилетело. Там, писец, ёмана, смотреть страшно было: зубы повылетали, щека треснула, аж дёсны видать стало. Его потом месяц в каптёрке держали, чтоб не спалился перед «шакалами». Ну, короче, старлей пришёл – дежурный по части. Все по койкам разбежались. А он идёт, короче, и говорит: «Чё это у вас тут кровь на стене, ёмана, зубы валяются? Уберите, – говорит, – срочно». Потом-то уже такой жести не было, конечно. Так, ёмана, душу пробьют, если косякнул.
– Слышь, Федь, а чё это у тебя волосы-то такие длинные? – вдруг спросил Кислый. – Прям на солдата-то не похож.
– Так я же и не солдат. Я же дембель! Голова-два уха ты! – махнул Федя на Кислого рукой. – Что под шапкой – то моё!
Он взял свою фуражку и, зачесав волосы назад, нацепил её на голову. На затылке из-под околыша выглядывали довольно длинные пряди.
– Ну, вот как-то так! – поворачиваясь затылком к ребятам, чтобы все могли разглядеть, сказал дембель. – Не докопаешься.
– А вон торчат, как тараканьи усы! – усмехнулся Кислицын, потеребив пальцем эти «усы».
– Да это ерунда! – оправдался Ивашка. – Под зимней шапкой вообще не видно. А если что – можно и под пилотку убрать. Он пальцем стал заправлять под фуражку кончики волос. – Вон тут-то коротко пострижено.
Он снова повернулся к Кислицыну своим бритым затылком.
– У тебя же фуражка! – снова усмехнулся Кислый.
– Блин! Да чего ты докопался-то? – нервно сорвав с себя головной убор, возмутился Федор. – Это у парадки фуражка. А у хебчика – пилотка. Мы же в хебчике постоянно ходим, а не в парадке!.. Э-э-э ходили.
– Ну ладно-ладно, я шучу, – засмеялся Кислый.
– Шутник, блин! – не успокаивался дембель. – Ща на очки у меня пойдёшь! – пригрозил он и громко засмеялся.
Через некоторое время вернулся с гитарой Гоген.
– О-о-о-о! – обрадовался Ивашка. – Давай, братуха, садись сюда!
Гоген сел, взяв гитару, чтобы играть, и посмотрел на дембеля.
– Ты куда смотришь? – спросил его дембель.
– На вас, – ответил Гоген.
– На нас? – удивился Фёдор, оглядываясь и пытаясь понять, куда же смотрит гитарист. – Меня тут много стало, что ли? Или ты меня на «вы» называешь?
– Ну да, – ответил косой.
– А-а, – понимающе промычал дембель. – Это я косой? Или ты косой? – скосил он свои глаза.
– Это я, – обречённо выдохнул Гоген.
– Ладно, братух, не обижайся на пьяного дембеля, – извинился солдат, потрепав Гогена по плечу. – На «вы» не надо ко мне! Чё я тебе, прокурор, что ли? На «ты» обращайся. Меня Фёдор зовут! – дембель протянул гитаристу руку.
– Гоша, – ответил Гоген, и они пожали руки.
– Знаешь эту… про дембелей? – спросил Фёдор и снова напел строчку из песни.
– Ну… – замялся гитарист. – Так-то слов не знаю, но подобрать можно.
Сыграли и спели, как смогли, любимую дембельскую песню.
– А вот эту знаешь? Там… типа: роту на обед «дед» с ремнём на яйцах построил. Потом он там стул пихнул и всё такое, а? – задумавшись, спросил солдат и напел мотив.
– А! «Гоп-стоп-стоп, зелень»? Да. Эту играл как-то, – сказал музыкант и попробовал звучание гитары, взяв несколько аккордов.
Гоген сыграл песню про «Зелень». Потом другую. Третью. Дембель всё время спрашивал, знает ли «маэстро» ту или иную композицию. Потом решился сам попробовать, как делать проигрыш на двух басовых струнах, а на второй строчке переходить на бой, и начал играть солдатскую песню с романтикой афганской войны про пакистанский караван.
Остановив игру после первого куплета дембель виновато сказал: – Ах-х! Короче, я слова забыл.
Тут пришёл Слава Антонов с водкой и колбасой.
– О-о-о! – обрадовался дембель и отдал гитару хозяину. – Всё! Давай, братва, подходи! За вас! За нас! За «Птиц»!
Антонов выложил на стол две бутылки «Русской», буханку чёрного – такого же, как «кирпичик», только круглого, такой только в Жуковском пекут, – колбасу и овощи.
Дембель достал из кармана блестящую палочку и умелым движением превратил её в нож-«бабочку». Потом попробовал покрутить им, складывая и снова раскладывая, но уже получалось коряво и не очень умело.
– Главное развернуть быстро, – оправдался он. – А остальное потом отработаем. На-ка, порежь колбасу и хлеб, – сказал он Кислицину.
– Нормальный аппарат! – восхищённо сказал Кислый, взяв вещицу в руки.
– Мне «молодой» подогнал! – поведал Ивашка.
– Чё за «молодой»? – удивился Сергей.
– Ну, мой «молодой» – «стриж», – объяснил солдат. – У каждого дембеля свой «молодой» есть. У некоторых – два.
– А-а-а! Это типа «духи», что ли или «черпаки» там, «деды» всякие, да?
– Ну да.
– А кто там у вас вообще-то есть? – поинтересовался Кислицын.
– Ну кто, ёмана? – почесал затылок дембель. – Сначала ты «запах», до присяги. Потом, после присяги, становишься «духом». «Запахов» и «духов» обычно не напрягают. Только по работе: копать там, строить чё-нибудь, убирать, наряды «тащить». Потом, как полгода отслужил – становишься «молодым» или «стрижом». Ну у нас «молодыми» зовут.
– А «слоны» есть? – перебил Кислый рассказчика.
– «Слоны»? «Боевые»? – улыбнувшись, уточнил Фёдор. – Это те же «духи бесплотные». В других частях «слоны боевые», а у нас «духи бесплотные», – пояснил он. – Ну так вот «молодым» можно «тренчик» – это такая штучка на ремне – шлёвка называется, которая вот тут болтается, чтобы в неё свободный конец ремня заправлять, – солдат показал на свой белый ремень. – У меня нет, Дембелям можно не носить, ёмана. Ну так вот, тренчик этот, нужно на ширине ладони от бляхи носить, вот здесь – слева. А «молодым» можно к бляхе сдвинуть. Сразу видно, что «перевели». Любой «дед» может спросить: «Кто «перевёл»?», а «молодой» отвечает: «Тот-то!» и всё – если всё по «закону» – никаких претензий. Как срок подошёл – полгода, как первые «запахи» в часть пришли, на табуретку ставят на четвереньки и из ремня косичку делают, вот так, ёмана… – Ивашка снял свой парадный ремень и свернул его по особому, внешне стало напоминать косичку. – Вот так! – повторил он и потряс «косичкой». – И шесть раз по жопе хлещут, по количеству месяцев службы, а потом «печатью» закрепляют – бляхой по жопе. Потом на жопе месяц синяк вот такой – звезда от бляхи «сверкает», ёмана. И тогда «молодой» начинает «шуршать» для «дедушки»: «рожать»… ну значит доставать всё, что нужно. По работе его напрягают уже меньше. Зато «рожай», ёмана, что «дед» прикажет. Мне вон «молодой» «бабочку» «родил», – он глазами указал на лежащий на столе нож. – «Дед» из «духа», если пацан достойный, то и пораньше может себе в «молодого» «перевести».