Райский сад дьявола
Шрифт:
Она улыбалась перед окуляром дверного глазка, как на цветной открытке «Привет из Крыма!». Внутри раздался щелчок замка, и Мила бесшумно сделала широкий шаг направо — под прикрытие стены, из простреливаемого пространства дверной коробки.
А расширяющуюся щель дверного проема штурмовал я. Наука знает много гитик — говорили в старину. Наверное, и хитрую гитику входить в дверь, из-за которой в тебя могут плеснуть автоматной очередью.
Подсед, пружинисто-пушечный толчок в дверь, и в тот же миг прыжок в открывшееся пространство, и сразу же циркульный круговой разворот со стартовой готовностью стрелять на поражение в любую опасную мишень на просматриваемом поле зрения.
За распахнутой дверью опасных целей было не видно. Только в углу прихожей валялась сбитая с ног молодая голая баба.
— Кто еще есть в номере? — наклонился я к ней, пока меня со спины прикрывала Мила с поднятой на изготовку пушкой.
Баба молча помотала головой. Потрясение дверью, моральное и физическое, контузило ее.
— Тогда, голубка моя нежная, давайте подниматься, чего нам тут лежать, не на пляже, — протянул я ей руку. — А ты, Мила, пока проверь жилплощадь…
Я поднял девицу Улочкину с пола и только тут рассмотрел, что она не голая, а очень даже фасонисто одетая — в модный костюм, купальный. Две симпатичных экономных тряпочки. Одна не прикрывала, а слегка поддерживала наливные цыцуганы, а другая — просто шелковый шнурок, небрежно вдетый между безукоризненными шарами ягодиц. Я такие уже видел, я знаю — эти удивительно искренние трусы называются «джей-стринг».
Мила выглянула из комнаты, махнула мне рукой — чисто!
— Ну, давайте, давайте, Надежда Тимофеевна, как говорят наши зарубежные бывшие братья, а ныне незалежные украинцы — заповядайте в зало! Разговор у нас долгий, а в ногах, даже в таких прекрасно длинных, правды нет…
Чинно, поддерживая ее под руку, я ввел Улочкину в гостиную уютного полулюкса и бережно усадил в кресло. Медленно отходя от ушиба и ужаса, она сказала:
— Чего-то я не въезжаю… Вы — кто?
— Мы из милиции, — мягко сообщил я. — Вот мое удостоверение, моя фамилия — Ордынцев, и возглавляю я спецподразделение по раскрытию особо неважных дел… Ну просто никуда не годящихся дел, из рук вон плохих… Въезжаете, Надежда Тимофеевна?
Она снова помотала головой:
— Ниче себе!.. Я тут при чем?
— При том, что я долго вас разыскивал, хотел поговорить о некоторых обстоятельствах вашей интимной жизни. Которая, сдается мне, является одновременно вашей профессиональной деятельностью…
— Ну уж прям! — фыркнула Тойоточка.
Я чем больше смотрел на нее, тем больше она мне нравилась. Эта девица полностью соответствовала замыслу небесного конструктора, задумавшего на досуге, для собственного развлечения, создать идеальный секс-механизм. Взял он у себя в мастерской с полки симпатичную женскую пипку и с добродушной усмешкой стал лепить к ней разные вспомогательные анатомические агрегаты, имеющие одну задачу — не дать мужикам отвлечься мыслью от основного ее органа. Хорошо получилось, удалось.
— Не знаю уж — прям или крив, но ваша женская привлекательность, Надежда Тимофеевна, сделала вас участницей очень серьезных и ужасно скверных дел. Для вас весьма опасных…
Она вскочила, уперла руки в плавно обтекаемые боки.
— Чой-то ты меня пугаешь? — крикнула с вызовом. — Мне бояться нечего! Ничего беззаконного не делаю! А моя женская жизнь — не твоего ума дело! Да не суй ты нос туда, куда нормальные мужики свои причиндалы суют!..
Я пожал плечами:
— А я бы и не совал, кабы ваши нормальные мужики, Надежда Тимофеевна, людей не убивали. А вы бы им не помогали…
— Я? Я?.. — задохнулась от гнева девушка Тойоточка. — Я просто тащусь от вас!
Лебединая грудь Улочкиной вздымалась от возмущения. Я с интересом рассматривал ее лицо — круглое, нежное, как большущая женская титька, с раскосыми блудливыми глазами. И тугим курносым соском посредине.
Мне было до слез жалко, что запаздывает Юрка Любчик — настоящий эксперт, пониматель и потребитель этих красот. Он бы сейчас наверняка, поцокав языком, восхищенно промолвил: «Буфера, как воздушные шары…»
Миле, по-видимому, показалось, что я чересчур внимательно рассматриваю подозреваемую, потому что она сказала скрипуче-резко:
— Ну, хватит, уважаемая! Перестаньте тут размахивать своими грудными железами, оденьтесь нормально и отвечайте на наши вопросы…
Тойоточка усмехнулась и взглянула на Милу с тем безграничным презрением и снисходительной жалостью, с какой проститутки смотрят на приличных, обыденно-бытовых женщин, которых мы привычно называем «порядочными». О, как много было во взгляде этой бессмысленной телки!
«Тоже мне — капитан милиции! Сука ментовская, псица — не в прикольном прикиде, без модной стрижки, не в боевом раскрасе лица, в дешевых босоножках, с бледной усталой кожей, не знающей курортного солнца, с нищенской зарплатой, равной моему двухчасовому заработку!
Ну и пускай говорят, что у меня работа противная! Положим, раз на раз не приходится, а даже если и кайф не словишь, то все равно не шпалы грузить!
Тащите дальше свою лямку, дуры стоеросовые! Тоже мне — „порядочные“! Ваши же кобели, которых вы забесплатно обстирываете, моете, кормите и ублажаете, — они же первые и мечтают ко мне в койку хоть на разик занырнуть! Только твоим мужикам мои прелести не по карману! Не ты, порядочная, а я для них мечта и сон!
Вот вы и ласкайте их по безналичному расчету, росомахи ссаные!»
Я читал на ее симпатичной круглой хряшке, как на дисплее. Но произнести это вслух она побоялась и направилась надевать халат. А я с удовольствием смотрел ей вслед, на ее трусы-веревочку, доброжелательно-откровенно демонстрирующие миру два загорелых, совершенной формы мозговых полушария, которые безвкусные грубияны вроде Кита Моржового склонны называть задницей. Фу! Ничего святого!
Ей-богу, не знаю, можно ли было считать пеньюар Улочкиной, в который она послушно облачилась, нормальной одеждой в соответствии с указанием Милы. По-моему, девица Улочкина по прозвищу Тойоточка просто издевалась над ней. Длинный, до полу, пеньюар был заткан у воротника и по подолу золотыми тропическими рыбами, а на всем остальном пространстве незамутненно прозрачен. Таким образом, мы приступили к допросу в ощущении удовлетворенности наших чувств: у Тойоты — чувства мести, у Милы — от соблюдения необходимых приличий, а у меня — примитивного эстетического удовольствия.
— Расскажите, Улочкина, о ваших отношениях с гражданином Левоном Бастаняном, — предложила Мила.
— А че о них рассказывать? — удивилась Тойоточка. — Мужик как мужик! Немолодой, естественно. Но веселый… И широ-о-кий!..
— Когда вы виделись последний раз? — поинтересовалась Мила.
— Дней пять назад… А что?
Я взял телефонную трубку, набрал номер и спросил:
— Это городская инфекционная? Соедините меня с главным врачом… Скажите, это Ордынцев из милиции…
— Когда вы виделись с Мамочкой? — напирала Мила.