Райское местечко. Том 1
Шрифт:
– Алекс, ты сюда прилетел на флаере?
– Да.
– А почему не на "Джо"?..
– …
– И вообще, мы так ленивы. Мы все – сибариты, эпикурейцы и даже где-то гедонисты, – она помолчала, – а приходится все время вытирать человечеству сопли, не гнойные, так кровавые! А теперь – не только человечеству, ........! Это утомляет.
Мы молча потягивали "вино".
– Мэм, а почему вы сказали, будто мы с вами давно хорошо знакомы? Я видел вас только в Академии, на смотрах и на экзаменах.
Она улыбнулась:
– Ты был мой любимый ученик.
Адмирал пригладила волосы, на лице ее обозначились высокие скулы, на носу появилась небольшая горбинка. На меня смотрела мадам Ванесса. Она усмехнулась:
– Я
Тут в моей душе зашевелились страшные опасения, и я осторожненько спросил:
– А кем еще вы были в моей жизни?
– Ну, видишь ли, я все-таки – Адмирал, да и других дел у меня хватает, не только в Космофлоте. Больше времени ни на какую роль для тебя я найти не смогла. Но я все время наблюдала за тобой. И очень пристально.
Надеюсь, я не покраснел. Интересно, она в курсе всего-всего?
Она продолжала:
– Должна сказать, что до сих пор ты оправдывал все мои ожидания. Ты молодец. Ну, кое-что заставляло меня улыбнуться. Но стыдно за тебя не было никогда.
"Интересно, а знает ли она про Барракуду? Наверняка знает. А про альфьюрит?"
Ее лицо вновь приобрело черты Мелиссы. Но рука, в которой она держала сигарету, вдруг начала отчетливо зеленеть, кожа загрубела и потрескалась, изящные пальцы удлинились, утолщились и искривились, длинные ногти превратились в загнутые треугольные когти, зеленая кожа потемнела и покрылась сероватым налетом.
"Игуанодон, нижний мел", – сообразил я и решил посмотреть, что будет дальше. Надо сказать, что эта огромная лапа с остатками серебристого лака на когтях и сигаретой между "пальцами" выглядела омерзительно. Своеобразный у селферов юмор, однако.
Мелисса смотрела на меня. Я молчал. Зелень на коже начала подниматься выше, к локтю.
– А можно потрогать? – спросил я с интересом, протягивая через стол руку. – Всегда хотел узнать, каков Iguanodon bernicsatensis на ощупь.
Мелисса рассмеялась.
– Ах да! Я и забыла. Ведь твоим первым увлечением, еще в самом нежном возрасте, была палеонтология!
Действительно, мое раннее детство прошло в окружении странных животных. Поскольку мой отец – археолог, а мама – биолог, естественным пересечением их интересов была палеонтология. Да и познакомились они на раскопках очередного кладбища динозавров в Южной Сибири, на границе зоны вечной мерзлоты. Помню, года в два-три моим любимым развлечением было разглядывание картинок в монографиях с реконструкциями обликов вымерших животных по их окаменелым костям. А в детской с большим потолочным голоэкраном я играл среди жутких тварей палеозоя и мезозоя. Они бродили по моей комнате, жили своей жизнью, издавали странные душераздирающие звуки, сражались и пожирали друг друга. В этих голофильмах были и постоянные персонажи, среди которых у меня имелись свои любимцы. На одном симпатичном маленьком стегозавре, которого я называл "коник", мне очень хотелось покататься, и я не понимал, почему я никак не могу на него залезть. Других животных, которые мне сильно не нравились, я все время пытался потоптать ногами и, поскольку это не удавалось, очень сердился. Иногда я засыпал на теплом полу детской, а надо мной с хрустом и трубным ревом продолжали бродить какие-нибудь бестелесные диплодоки. Когда к моим родителям приходили друзья, они постоянно возмущенно удивлялись, как это малютке позволяют играть в такие страшные жестокие фильмы, а папа посмеивался:
– Ребенок должен знать жизнь!
Тем временем лапа игуанодона побледнела и сморщилась, и Мелисса сняла со своей руки, как перчатку, сухую тонкую пленку и выбросила ее в камеру мусоросжигателя за настенной панелью.
– Мэм, – решился я задать вопрос, – а в бронтозавра вы можете превратиться?
– В моей локальной базе данных, – она показала на свой лоб, – записи бронтозавра нет, но я могу
Я кивнул. "Как же, как же, знаю, знаю". Тарбозавры в голофильмах мне не нравились как никто другой, но топтать и даже просто пинать их ногами я как-то не осмеливался, уж слишком они были громадные и злобные.
– Вообще-то, – продолжала Адмирал, – теоретически верхнего предела массы нет, но при больших массах и объемах встает проблема управления, – я имею в виду масштабы уже космические. А вот нижний предел масс и габаритов, конечно, существует. Ну не смогу я превратиться в мышку! Или даже в кошку. Алекс, а что мы все сидим за столом? Давай переберемся на веранду.
Она подошла к большому окну, до сих пор закрытому длинными желтыми шелковыми шторами, и оказалось, что это не окно, а стеклянная дверь, за которой была веранда с такими же желтыми шторами и дверью, выходящей на крыльцо. Мы вышли на веранду, где стоял массивный диван, такие же массивные кресла и тяжелый деревянный столик.
– Ты располагайся, а я сейчас, пожалуй, сделаю нам кофе, – сказала Мелисса.
Я вышел на крыльцо. Вид на озеро почти полностью был закрыт лесом, спускающимся к берегу. Прямо напротив крыльца, по другую сторону дорожки из гранитных плит, росла огромная голубая ель. Нижние ветки подсохли, и землю под ними устилал ковер из прошлогодних иголок. Правее ели от дорожки ответвлялась гранитная лестница, спускающаяся к озеру. По сторонам лестницы росли невысокие кусты с белыми соцветиями. На солнце над кустами висели стрекозы, время от времени мгновенно меняющие свою позицию и вновь зависающие над цветками почти неподвижно. Трепещущие прозрачные крылья были почти не видны и только окружали радужным ореолом длинные сегментированные тела. Огромные шарообразные глаза и слегка поджатые суставчатые лапки были точно такими же, как и у Meganeura, чудовищной стрекозы палеозойской эры, когда природа была больна гигантизмом, но только сегодняшние стрекозы были в десятки раз меньше. Как хорошо, что за сотни миллионов лет они так измельчали! И как хорошо, что нас в палеозое еще не было!
На солнце набежала тучка, пейзаж сразу потерял свою праздничность, и тут-то я этот пейзаж и узнал. Узнал голубую ель. Узнал лестницу к озеру. Узнал стрекоз. Я знал, что находится за углом веранды, и знал, что будет дальше в ближайшие две минуты. Я слишком часто видел эту картину во сне. Вернее, на грани яви и сна. Но все ли со мной в порядке? Не схожу ли я с ума? Может, это мне все кажется?
– Мэм! – позвал я Мелиссу.
– Мэм, – повторил я, когда она вышла на крыльцо, – пожалуйста, посмотрите: там, за углом веранды, под цветами львиного зева, должен ползти большой жук с рогами, похожими на оленьи. Сейчас он встретится с другим таким же жуком, и они сцепятся своими рогами. Пожалуйста, проверьте.
Мелисса спустилась с крыльца и завернула за угол.
– Да, – сказала она, возвращаясь, – жуки там. Можешь посмотреть сам.
Я посмотрел. Все было точно так, как во сне.
– А сейчас, мэм, когда эта тучка откроет солнце и через двадцать секунд на него наползет другая, вот здесь, в просвете над лестницей, мы увидим на озере две лодки-восьмерки с женскими командами. Все девушки будут в синей форме с белой полосой. И мы увидим, как вторая лодка обгонит первую.
Все так и случилось. Я объяснил, стараясь говорить спокойно, что много раз видел эту картину во сне.