Раз, два — пряжку застегни
Шрифт:
— Пожалуй, вы правы. И потом, м-р Морли такой аккуратный врач, никогда не делает больно.
Заседание Совета директоров закончилось. Все прошло гладко. Отчет был хорошим. Нареканий вроде бы быть не должно. Но что-то продолжало тревожить Сэмюэля Роттерстайна, какой-то нюанс в тоне председателя, явно не связанный с ходом совещания.
Тайная тревога? Впрочем, Роттерстайн не мог увязать это понятие с такой личностью как Алистер Блант — слишком уж бесстрастной, эмоционально
Может, печень? Она, кстати, напоминала временами о себе и самому Роттерстайну. Но Блант никогда не жаловался на печень — не было такого случая. Его здоровье было под стать крепкому уму и железной финансовой хватке.
И все же что-то здесь было не так… Пару раз рука председателя приближалась к лицу. И сидел он, осторожно подпирая щеку ладонью. Необычная для него поза. Кроме того, пару раз его лицо явно выражало раздражение.
Они вышли из зала совещаний и стали спускаться по лестнице.
— Может, вас подвезти? — предложил Роттерстайн. Блант улыбнулся и покачал головой:
— Меня ждет машина. — Он взглянул на часы. — Я уже не вернусь. — Он помолчал. — Дело в том, что я спешу к зубному.
Тайна перестала существовать.
Выкарабкавшись наконец из такси, Эркюль Пуаро расплатился с водителем и нажал кнопку звонка у дверей Дома № 58 по улице королевы Шарлотты. После недолгого ожидания дверь ему открыл веснушчатый парень в ливрее, с огненно — рыжими волосами и подчеркнуто серьезными манерами.
— Мне к м-ру Морли, — проговорил Пуаро.
В сердце его при этом теплилась наивная надежда на то, что Морли куда-то вызвали, что он нездоров или посещает пациента на дому… Тщетно! Парень отступил на шаг, приглашая Пуаро внутрь. Дверь за спиной издала сухой безжалостный щелчок.
— Ваше имя?
Пуаро назвался. Комната, куда его проводили, была обставлена спокойно, с хорошим вкусом и сейчас почему-то показалась Пуаро неописуемо мрачной. На полированном столике были аккуратно разложены газеты и журналы, на буфете стояли посеребренные подсвечники и декоративное блюдо. Камин украшали бронзовые часы и две вазы из того же металла, на окнах были синие портьеры, стулья пестрели восточной смесью цветов и птиц.
На одном из них сидел военной выправки джентльмен со свирепо торчащими усами и пожелтевшей кожей, который принялся рассматривать вновь вошедшего с любопытством досужего путешественника, разглядывающего надоедливое насекомое. Сейчас ему явно недоставало если не револьвера, то, как минимум, мухобойки. Пуаро посмотрел на него соответствующе. «Иные англичане бывают столь неприятны и смешны, что их стоило бы убирать со света еще при рождении, чтобы не мучились», — подумал про себя Пуаро.
Прервав затянувшееся разглядывание, джентльмен — воин подцепил со стола «Тайме» и, развернув стул так, чтобы не видеть Пуаро, уткнулся в газету. Пуаро же взял «Панч», перелистал его, но остроумных шуток так и не обнаружил.
Появился тот же парень. — Полковник Эрроубамби! — воскликнул он и увел военного.
Пуаро продолжал гадать, может ли в природе существовать такая фамилия, но тут входная дверь с шумом распахнулась и на пороге появился молодой человек лет тридцати.
Пока он стоял у окна, нервно разглядывая обложки журналов, Пуаро успел бросить на него пару оценивающих взглядов. Малоприятный, даже опасный тип, не исключено — преступных наклонностей. Во всяком случае на убийцу он походил больше, чем многие из настоящих убийц, с которыми ему приходилось иметь дело.
Перед глазами снова возник тот же парень. М-р Пи — ро! — возвестил он.
Быстро смекнув, что это о нем, Пуаро поднялся и паренек повел его за угол в конец комнаты — там располагался лифт, на котором они поднялись на второй этаж. По коридору они прошли в маленькую прихожую непосредственно перед кабинетом врача.
Под звук журчащей воды, перемежаемый довольным урчанием доктора Морли, Эркюль Пуаро ступил в камеру пыток.
В жизни величайших людей всегда найдутся унижающие их моменты. Не зря, видимо, говорится, что человек может быть героем для кого угодно, но только не для слуг. К этому вполне можно добавить, что и в своих собственных глазах человек перестает быть героем, едва он оказывается в зубоврачебном кресле.
Со всей отчетливой болезненностью очень хорошо сейчас понимал это и Эркюль Пуаро. Он во многом был выше других! Однако этого превосходства сейчас он не ощущал вовсе. И самомнение, и самообладание — все утекло как вода сквозь пальцы.
Морли же тем временем покончил со своими приготовлениями.
— А не очень-то сегодня летняя погодка! — профессионально бодрым голосом проговорил он, медленно и осторожно подводя Пуаро к креслу.
Тот глубоко вздохнул, уселся и постарался расслабиться.
— Так, отлично, — с отвратительной бодростью промолвил доктор. — Вам удобно? Вы уверены?
Пуаро сжал подлокотники, зажмурился и открыл рот.
— Что-нибудь побаливает?
Очевидно, что пациент с широко открытым ртом лишен возможности произнести что-нибудь членораздельное. Морли и не ожидал конкретного ответа на свой вопрос. Между тем, хотя он и пришел на регулярный осмотр, Пуаро было о чем ему рассказать. Но, может, Морли как-то не заметит, проглядит этот второй задний зуб?
Разумеется, дантист мог и проглядеть — в принципе мог. Но этот был хорошим стоматологом.
— Ага, пломбочка подызносилась. Пока ничего опасного, И десны в превосходном состоянии. — Секундное замешательство, задумчивое пыхтение, но — о счастье! — ложная тревога. Теперь нижняя челюсть.
— Первый, второй… Третий?
«Ну, все, — подумалось Пуаро, — гончая почувствовала добычу».
— А вот здесь непорядок. Побаливает иногда, а? Нет? Странно…
Осмотр продолжался.
Наконец Морли удовлетворенно хмыкнул: