Разбить стёкла теплицы. Книга 1. Поколение Китеж. Опыт построения сообщества. Ваш приёмный ребёнок
Шрифт:
Как всегда в экстренных случаях было проведено собрание, и виновники происшествия ответили на несколько неприятных вопросов.
Оба выпускника Китежа – двадцатичетырёхлетний Петя и двадцатитрёхлетний Миша – соблюдая обет честности и искренности, признались в содеянном и, как могли, объяснили мотивы. В общем, выходило, что ребята пили ночью водку, «потому что суббота», потом им захотелось покататься. Петя был официальным водителем, поэтому он открыл гараж и вывел машину. Потом родилась идея съездить в близлежащий посёлок Барятино, где даже в воскресенье в семь утра человек, знающий правильные места и правильных людей, мог
И если бы им всё это удалось, неизвестно где бы они вообще закончили свой день. Но вмешалось провидение. Колесо автобуса попало в огромную яму, появившуюся в асфальте минувшей морозной зимой. Петя не удержал руль, и русская берёза в полчеловеческого охвата приняла автобус в свои объятия.
Обгоревшие останки «Газели» невольно наводили на мысль о великой милости Божьей… Ребята отделались испугом.
Впрочем, не только испугом. Их взрослые коллеги были так возмущены, что оба получили ультимативное требование не выезжать из Китежа, бросить пить, работать под контролем взрослых, а Петя к тому же был лишён и своих водительских прав, которыми так гордился.
Вспоминаю, как первый раз увидел Петю и его младшего брата Мишу. Наш единственный последовательный друг в то время был начальник отдела УГРО Барятинского района, которого все уважительно именовали просто Дмитрич. Он и сообщил мне, что в Барятинской школе учатся двое беспризорников. Впрочем, учиться-то как раз они отказывались. Со слов Дмитрича ситуация была следующая:
– С ними никакого сладу. Воруют, убегают от нас. Короче, или берите их к себе прямо сейчас, или мы их в детский дом отвезём в Калугу.
«Вот оно! Все колебания заканчиваются стуком судьбы в дверь. Первые дети прибыли к нам сами» [4] , – с некоторым страхом подумал я. Но отказываться было нельзя. Этих братьев знало всё Барятино, а значит, если только нам что-то удастся с ними сделать, лёд неприятия будет сломан.
Я вышел на мороз заводить старый уазик – подарок тогдашнего министра обороны, решив, если не заведётся, значит, не судьба. Но машина против обыкновения завелась сразу.
4
Здесь и далее прямая речь китежан – детей и взрослых – в основном приводится без изменения стилистических особенностей.
Районная школа. Петю с Мишей привели в кабинет директора. Маленькие, худые, коротко стриженные, в одинаковых тренировочных костюмах.
В глазах слёзы. В диалог явно не хотят вступать. Рядом со мной директор – единственный человек в комнате, сохраняющий спокойствие и владеющий ситуацией. Ребята боялись меня, я боялся ребят, вернее выбора. Мне не хотелось быть на месте судьбы.
Выбор сделала директор.
– Дети, вот директор Китежа, Дмитрий Владимирович. Он готов вас взять в свою деревню. Если нет, мы вас отправляем в Калугу. Выбирайте сейчас.
Я попытался вмешаться и не очень уверенно сказал:
– У нас всего несколько семей, три дома. Придётся топить печку, таскать воду, учиться. Вы хотите со мной поехать?
Они посмотрели на меня глазами, полными слёз, и молча кивнули.
Я посадил их в УАЗик и покатил домой, очень гордясь собой.
В то время всё было просто: ни бумаги собирать, ни медкомиссию проходить не требовалось. Я даже не помню, на кого мы оформили наших первенцев. Нам было не до формальностей. Да и ребятам было всё равно. Похоже, все взрослые были для них тогда на одно лицо. И это лицо внушало им страх.
А надо сказать, что Китеж в 1995 году состоял из трёх домов и вагончика. В них жили человек десять будущих пап и мам, совершенно неопытных, но полных энтузиазма и светлых надежд.
Передо мной до сих пор встаёт картина тех счастливых зимних вечеров, когда дороги заносило снегом, работа заканчивалась, и наступала праздность. Телевизора у нас не было по причине бедности, поэтому мы читали стихи, пели песни и говорили на высокие темы.
Мы садились в круг, зажигали свечи. Золотые блики играли в задумчивых глазах детей. В тишине кто-то из взрослых читал свои любимые стихи. Остальные восторженно внимали. Потом завязывался разговор об искусстве, о собственном предназначении, о служении ближним и Отечеству.
Дети вокруг горящей свечи… Из каких романтических далей пришло ко мне это видение? Как далека была реальность первых лет от этого идеала!
– Петя, ты помнишь первые годы в Китеже? Чего тебе больше всего хотелось?
– Удовлетворения потребностей… В общем, курить и бегать на свободе, чтобы ко мне не лезли.
Мы хотели пробудить в двенадцатилетних беспризорниках страсть к поэзии, а они при каждом удобном случае удирали от нас, взрослых, в лес. Они не хотели нас обижать. Им просто надо было уйти от давления, покурить, поговорить о своих серьёзных проблемах…
– Меня пьяная мама побила и выгнала в новогоднюю ночь из дому.
– Отец бегал за мной с ножом, но это он по пьяни, а так я его всё равно люблю.
– Кажется, мама клала меня в ванну и забывала, когда к ней кто-то там приходил, а я была совсем маленькая, с трудом выкарабкивалась из остывшей воды.
– В пять лет я ушла из дому. Меня приютили бомжи. Заботливые были, подкармливали. Жили мы под платформой электрички.
– Я понял, что мир неуправляем, и я всё равно не могу ничего сделать со своей жизнью.
Одетый в шкуры охотник идёт по джунглям. Его чувства открыты и сосредоточены. Ноздри, раздуваясь, втягивают воздух, анализируя запахи, слух насторожен до предела – не хрустнет ли ветка под лапой хищника. Он весь направлен вовне, сканируя органами чувств окружающий мир. У него нет сторонних мыслей, ибо если они появятся, его сожрут. Он не осознаёт этой истины, но она впечатана в саму основу его сознания примером окружающих членов племени, безусловными реакциями родителей. Носителей генов романтизма и задумчивости уже сожрали. Пока в каменном веке выживают только вот такие – настороженные…