Разбитая надежда

Перри Девни

Боль в моей груди вернулась с яростью.

— Она полюбит тебя, Логан. Просто дай ей время.

— У меня нет времени, Тея. — Он встал со стула и упер руки в бедра. — Я должен уехать в воскресенье. У меня есть одна неделя. Одна неделя, чтобы узнать свою дочь и построить с ней что-то вроде отношений. Мне нужно покончить с этим и вернуть свою жизнь в нормальное русло.

У меня подскочило давление. Он хотел покончить с этим за неделю? Он думал, что через семь дней у него будут любящие отношения отца и дочери. Мне потребовалось больше недели, чтобы решить, нравится ли мне новый шампунь.

А что было привычным? Такого не будет. Его жизнь, к которой он так отчаянно хотел вернуться, навсегда изменится. По состоянию на вчерашний день, изменения не были для него.

— Покончить с этим и вернуть свою жизнь в нормальное русло? — повторила я.

Он покачал головой.

— Это прозвучало неправильно.

— Верно, — огрызнулась я. — Мне жаль, что это разрушило твою жизнь, но тебе нужно будет найти больше недели для своей дочери.

— Что было бы проще, если бы ты была в Нью-Йорке.

— Я не повезу ее в Нью-Йорк! Осенью она пойдет в первый класс. У нее здесь есть друзья. У нее есть семья. В городе я не смогу дать ей ту жизнь, которая есть у нее здесь.

Он указал на свою грудь, когда подошел ближе.

— Я тоже ее семья. И если речь идет о деньгах, вам не нужно беспокоиться. У тебя будет все самое лучшее. И у нее тоже.

Мы теперь были частью его благотворительного фонда? Я оттолкнулась от столешницы и встретила его посреди кухни.

— Дело не только в деньгах. Это о ее образе жизни. Это примерно то, где я хочу, чтобы она выросла.

— А как насчет того, чего хочу я? — Его голос стал громче. — Я тоже должен сказать свое слово, тем более, что пока я этого не сделал. Это не моя вина, что я пропустил первые пять лет ее жизни!

— И не моя! — Я встала на цыпочки, медленно приближаясь к его лицу. Моя грудь вздымалась, почти касаясь его, и с сердитым вздохом я поняла, насколько мы были близки.

Его взгляд был горячим, и сантиметры между нами затрещали. Даже в гневе он был великолепен. Притяжение между нашими телами было таким же сильным, как и много лет назад.

Мой взгляд переместился на его губы. Я помнила, что они были мягкими, но сильными. Он использовал их как оружие против моей кожи, чтобы сделать меня беспомощной.

Он наклонился, совсем чуть-чуть, соблазняя меня подойти ближе.

Я хотела поцеловать его и скользнуть руками по его рукам. Чтобы выплеснуть все свое разочарование во что-то грубое и физическое. Мне хотелось не обращать внимания на кучу проблем, свалившихся на нас, и погрузиться во что-нибудь потное.

Но это было не то, чего хотел кто-то из нас.

Это было о Чарли.

Я опустила подбородок и сделал шаг назад. Потом еще один.

— У нее много вопросов, а у меня нет ответов.

Он потер лоб.

— У меня тоже.

— Мы должны найти их.

— Я знаю. — Он кивнул. — Давай поговорим завтра. Думаю, мне лучше уйти, пока между нами не произошло чего-то такого, о чем мы потом пожалеем. — Не попрощавшись, он повернулся и оставил меня стоять посреди кухни.

Сожаление. Его последнее слово эхом отразилось от столешниц с красными крапинками и шкафов желтого цвета. Оно обожгло мне уши.

Логан пожалел бы о поцелуе со мной. Возможно, он жалел, что вообще зашел в бар того отеля.

И, черт возьми, это было больно. Почти так же, как знать, что он не планирует менять свой образ жизни ради нашей дочери.

***

После того, как Логан ушел, я взяла себя в руки, пока мыла посуду и убиралась на кухне. Занимаясь своими делами, я стряхнула с себя боль его отказа. Я напомнила себе, что только одна вещь имела значение во всем этом.

Чарли.

Затем я поднялась наверх и прошла по коридору в ее комнату. Она сидела в своем «центре искусств» спиной к двери. Ее центром был не более чем низкий квадратный стол, задвинутый в угол, но в нем был небольшой ящик для специальной бумаги для рисования и стаканчик для фломастеров. Сейчас ее ноги были слишком длинными для детского кресла.

Этот предмет мебели был единственной вещью в комнате, которая обладала какой-то девчачьей энергетикой. Чарли удивила меня, когда мы отправились в Калиспелл за покупкой стола. Вместо того, чтобы выбрать белый или королевский синий, как я ожидала, она выбрала бледно-розовый.

Остальная часть ее комнаты была заставлена вещами из секции для мальчиков в «Таргет». На кровати было зеленое камуфляжное покрывало и такие же простыни. Ее книжная полка в углу была в форме половины каноэ. И в ногах ее кровати был черный вигвам, где она пряталась, чтобы почитать с фонариком. Ее спальня напоминала больше крепость, чем комнату маленькой девочки.

Все было для сорванца.

За исключением этого розового стола.

— Привет, дорогая. — Я постучала в дверной косяк.

Она оглянулась через плечо, а затем вернулась к раскрашиванию.

Я пересекла комнату и опустилась на колени рядом с ее стулом.

— Что ты рисуешь?

— Просто картинка, — пробормотала она, закрашивая коричневым цветом крышу дома, который нарисовала.

Наш дом.

Она нарисовала коттедж вместе с тремя фигурами. Судя по длинным черным волосам, одной из них была я. Другая была похожа на Хэйзел с седыми прядями вокруг круглого лица. И последней была Чарли, стоящая между нами с широкой улыбкой.

Кого не было на картинке? Логана.

Дочка как мама.

Чарли использовала искусство, чтобы выразить свои чувства, когда не могла подобрать слов.

— Красивая картинка, — сказала я, поглаживая ее по волосам. — Ты можешь отвлечься и посмотреть на меня?

Она отложила маркер и повернулась на сиденье, ее подбородок все еще был опущен. Когда она подняла взгляд, ее карие глаза наполнились слезами.

— Я не хочу уезжать далеко, мамочка.

— Не волнуйся, — я стащила ее со стула и заключила в свои объятия, — мы что-нибудь придумаем.