Разбитая Сфера
Шрифт:
— Но планеты не…
— Конечно. Орбиты эллиптические. Но тогда об этом еще никто не знал. Потом изобрели новые астрономические инструменты и люди вдруг обнаружили, что планеты движутся не по окружностям. Тогда они предположили, что у каждой планеты своя сложная орбита, но центр орбиты все равно перемещается по окружности.
Жанна на секунду замолчала. Какая-то мысль не давала ей покоя. Бог знает, по какой орбите она двигалась в ее мозгу, но ухватить ее не удавалось. Очень-очень важная мысль. Вздохнув, Жанна продолжила:
— Но и это не помогло. Тогда люди ввели еще одну орбиту — все эти частные орбиты они
— Ну и что? — спросил Уолли.
— Да то, что Соколов занимается тем же. Факты не укладываются в его теорию, и он выдумывает новые факты, чтобы объяснить расхождение. Все построено на одних догадках.
Уолли показал пальцем на изображение Сферы.
— Ничто здесь не противоречит фактам. По крайней мере известным, — сказал он.
— Этого недостаточно, — сказала Жанна. — Гипотезу нельзя считать доказанной только на основании отсутствия доказательств ее противоречивости. Необходимы факты, объяснимые только так и не иначе.
— Верно, барышня, — раздался чей-то голос. Голос был низок и спокоен, акцент выдавал русского. — Вы совершенно правы, доказательств нет.
Вздрогнув от неожиданности, Жанна резко обернулась. Уолли, стоявший у панели управления, сразу зажег верхний свет. На пороге стояли двое. Одного Жанна не знала, другой же был не кем иным, как доктором Юрием Соколовым.
«Бесподобно, — подумала Жанна. — И давно, интересно, они здесь стоят?»
Нежданные гости прошли в кабинет.
— Признаться, я уже не раз задумывался о сходстве моей теории с теорией эпициклов, — сказал Соколов. — Однако меня это сходство не смущает. Мы отчаянно нуждаемся в ответах — в любых ответах. Нужна печка, от которой мы могли бы танцевать. Одна правильная идея — и освобождение Земли станет реальным.
Седовласый пожилой ученый, одетый в помятый рабочий костюм, задумчиво посмотрел на Жанну, — потом на парящую в комнате Сферу. Волосы Соколова были собраны сзади в кажущийся невероятно старомодным хвост. Лицо избороздили морщины, глаза глядели спокойно и грустно. Портрет дополняли красивый нос с горбинкой, выразительный рот и небольшая, аккуратно подстриженная бородка, несколько смягчавшая черты лица.
— Я занимаюсь Централом Харона, — продолжал Юрий Соколов, — потому что убежден: если это не фикция, то именно в нем ключ от всех замков, которые мы безуспешно пытаемся открыть. В этом смысле, я полагаю, моя модель имеет определенные достоинства. Похоже, вы невысокого мнения о моих предыдущих идеях. Об этой тоже?
У Жанны бешено колотилось сердце. Соколов. Сам Соколов. Кто же тогда второй? Молчаливый спутник Соколова держался в тени и рассмотреть его получше было трудно. Видно было, что он блондин, заметно моложе Соколова. Непроницаемое строгое лицо. Господи, неужели? Да это же сам Вольф Бернхардт, глава Управления пространственных исследований при ООН, полновластный хозяин Института! Одно лишнее слово в его присутствии, и…
— Мисс Колетт, если не ошибаюсь? — спросил доктор Соколов.
— Э-э, да. Я даже не знаю, как вам ответить, доктор.
— Но ведь у вас сложилось определенное мнение, и к тому же вы только что так убедительно его отстаивали.
Жанна судорожно, со всхлипом вздохнула и посмотрела Соколову в глаза. Не-ет, он не дряхлеющее светило науки, как она думала. Быть может, он и ошибается, но это полезные ошибки, они подстегивают научную мысль. Много ли его ровесников, а ему наверняка не меньше сотни, еще пытаются что-нибудь предпринять, победив в душе соблазн просто сунуть голову в песок в надежде, что и без их участия все как-нибудь образуется?
А таких страусов Жанна успела повидать немало. Затравленных, опустивших руки, заранее смирившихся с поражением. Доктор Соколов был другой закваски — всю свою жизнь он прожил в мире, где человек был полновластным всемогущим хозяином. И Соколов не желал соглашаться на роль подопытного кролика. К тому же у него, астронома от Бога, харонцы украли родное небо. Страшнее преступления нельзя себе представить.
Страх Жанны внезапно прошел.
— У меня сложилось мнение, — сильно волнуясь, сказала Жанна. — Вы говорите, что Централ Харона размещается возле одного из полюсов Сферы, потому что там сходятся меридиональные линии. Сами же эти линии представляют собой, по вашей теории, не что иное, как гигантские гравитационные генераторы. Я не утверждаю, что это не так, я утверждаю, что эти предположения с равной вероятностью могут быть верны или неверны. Это всего лишь догадки, к науке, собственно, м-м… не имеющие никакого отношения…
О Боже, что она говорит! Самому Соколову!
Соколов строго смотрел на нее.
— Продолжайте, — сказал он.
Жанну бросило в холодный пот. Ей очень хотелось замолчать, но словно какой-то бес подстрекал ее говорить дальше.
— Э-э-э, вы слишком широко трактуете факты, а это вряд ли допустимо. Простите, сэр, но не строите ли вы замок на песке? И потом, какова полезная отдача вашей теории? Даже если Централ Харона находится в указанном вами месте, он недостижим. А значит, положение остается безвыходным.
Соколов откашлялся.
— Истина не всегда удобна, моя милая. Я не могу поместить Централ Харона в точку, где было бы сподручнее его пощупать, я лишь указываю наиболее вероятное местоположение.
— Но… — начала Жанна и осеклась. Всему есть мера, с нее хватит.
— Но что? — раздался голос Бернхардта. О его присутствии все как-то забыли.
«Ну уж нет», — подумала Жанна. Роль дерзкой девчонки не по ней.
— Нет, ничего, — пробормотала она, не поднимая глаз.
— Так-таки и ничего? Мне так не кажется. Давайте не будем играть в прятки. Если у вас есть что сказать, говорите. — Это было похоже на приказ.
Фольклор ИИМа утверждал, что английский язык доктора Бернхардта, когда тот произносит свои вдохновенные речи, сильно смахивает на немецкий. Во всяком случае, акцент несомненный. Жанна тяжело вздохнула, собираясь с мыслями.
— Э-э, да, так вот… — промямлила она, не решаясь высказаться.
— Очень любопытно, — усмехнулся Бернхардт. — Что-нибудь еще?
Жанна безвольно опустила руки, которые до сих пор держала скрещенными на груди. Не зная, что с ними делать, она сначала уперла их в бока, потом заложила за спину, чем и исчерпала набор независимых поз. Все-таки придется говорить, никуда не денешься. Она почему-то повернулась к доктору Соколову.