Разборка по-кремлевски
Шрифт:
— Третий, я второй… — зашептал он, — объект проследовал…
Клим миновал грохочущую сцепку. Пневматическая дверь отъехала, пропуская его в следующий тамбур, и тут же стала на место. Быстрым шагом Бондарев добрался до журналистского вагона, находившегося в самом хвосте поезда. В пустом коридоре развевались занавески — ветер влетал в приспущенное окно. Но даже он не был в силах выветрить стойкий аромат дезодоранта, льющийся из кондиционера. Кроме телевизионщиков, в вагоне ехало еще двое газетчиков. Из открытого купе и долетал их неспешный разговор.
— Совсем одурел комендант поезда, — басил известный газетный публицист, — мобильник изъял. Мол, нам информацию только через центр связи передавать можно.
— Ну и передашь, — отозвался писклявый шелкопер федерального издания, — зато жена доставать звонками не станет.
— Ага… а если мне надо любовнице позвонить?
Клим не собирался объяснять, что изъять мобильники распорядился не он, а, скорее всего, проявил самодеятельность его заместитель, назначенный Подобедовым. Он остановился у купе Белкиной. Профессиональным взглядом скользнул по щели. Язычок замка показывал, что дверь заперта. Газетчики продолжали трепаться, проводница куда-то исчезла, и можно было спокойно зайти в чужое купе, не привлекая к себе лишнего внимания. По вещам нетрудно будет догадаться — собиралась Тамара остаться в городке, или же ее заставили отстать. Универсальный железнодорожный ключ беззвучно стал в отверстие замка. Клим буквально одним движением повернул ключ и рванул ручку.
От распотрошенных на диване сумок Белкиной отпрыгнул один из президентских охранников, странным образом оказавшийся в замкнутом купе. На столике ровной стопкой высились уже отснятые группой видеокассеты. Картина походила на классический обыск при аресте, когда никто и не собирается приводить потом помещение в божеский вид.
Клим еще краем глаза заметил разбросанную по купе одежду телеведущей. В руке охранника матово блестел пистолет с навернутым на ствол глушителем. Бондарев только и успел, что выскочить из купе, прижаться боком к перегородке. По серым глазам охранника понял: выстрелит и не моргнет. Так и случилось. Пуля пробила не до конца открытую дверь, расколотый пластик вздулся пузырем у самого локтя Клима. Негромкий хлопок выстрела утонул, как в перьях, в грохоте колес поезда.
«Вот же черт, уже началось, а у меня и оружия при себе нет».
Невредимый Бондарев неторопливо опустился на корточки и выпрямил ногу с таким расчетом, чтобы носок его ботинка стал виден противнику. Теперь у находящегося в купе должно было сложиться впечатление, что мертвое тело рухнуло в коридоре.
— … а главный мне и говорит, — донеслось от газетчиков, — хоть я и знаю до последнего слова, что ты напишешь, но все равно, едь с президентским поездом. Такое приглашение дорогого стоит.
— По-русски правильно говорить не «едь», а «езжай», — автоматически поправил писклявый газетчик.
— Так это же не я, а он так сказал. У него образование…
Клим рассчитал все правильно. Второй раз стрелять сероглазый не решился. Как и любой исполнитель, он лишь получил четкое задание. Как мог представить себе Бондарев — незамеченным изъять отснятые кассеты и личные записи. А оставлять мертвеца в коридоре не входило в его планы.
«Значит, решит затащить меня в купе и потом согласовать с начальством».
Охранник только переступил порог, как тут же получил удар между ног. Стоило ему согнуться, как Бондарев попытался вырвать пистолет, схватив за глушитель. Однако сероглазый достаточно быстро пришел в себя, он буквально рухнул на Бондарева, не расставшись с оружием. Сцепившись, мужчины перекатывались в узком коридоре. Охранник норовил развернуть ствол в грудь Бондареву, Клим, естественно, в сторону противника.
Прозвучал хлопок выстрела, пуля, сделав вмятину в стальной отопительной панели, рикошетом ушла в потолок. Раскаленная стреляная гильза ударила сероглазому в щеку. Тут же вспыхнул ярко-красный ожог, словно под кожей зажглась индикаторная лампочка.
Охранник несколько раз попытался ударить головой Бондареву в нос, но Клим вновь и вновь уклонялся. Ствол пистолета качался между двумя целями. Сила и молодость была на стороне охранника, опыт и терпеливость — за Климом.
— Сука… — удивленно прохрипел сероглазый, почувствовав, что глушитель уперся ему в подбородок.
Палец на спусковой скобе стал тверже стали.
Через плечо противника Бондарев увидел, как открылась дверь в тамбур, и за ней мелькнули двое в одинаковых строгих костюмах. Ждать, когда в него выстрелят, Клим не стал, просто резко дернул пистолет вверх, сдирая с подбородка сероглазого кожу. Застывший палец все-таки дрогнул. Близким выстрелом охраннику разнесло нижнюю челюсть. Прикрываясь убитым, Клим даже не успел выдрать пистолет из схвативших его мертвой хваткой пальцев — развернул безжизненную кисть и дважды выстрелил в дверной проем.
Прозвучал негромкий мат, и проем мигом опустел.
— Черт, на них бронежилеты, надо было в головы стрелять, — Бондарев, не забывая держать дверь под прицелом, выбрался из-под мертвого противника, держа пистолет в поднятой руке, стал пятиться.
Прорываться назад было рискованно — кто знает, сколько их там и чем они вооружены. В проеме показалась рука с пистолетом, полыхнуло огнем. Неприцельно выпущенная пуля лишь подбросила занавеску и с жалобным свистом впилась в ящик для мусора. А вот Клим выстрелил точно. Еще дымящийся пистолет выпал на ковровую дорожку. Рука исчезла за перегородкой, на белом полотняном коврике одна за другой появлялись кровавые брызги.
Не теряя времени, Бондарев отступал. Из купе газетчиков высунулся розовощекий гигант и только успел произнести:
— Да что тут…
Клим бесцеремонно толкнул его обратно. Не удержавшись на ногах, гигант рухнул на своего приятеля.
— Не высовываться, — прошипел Клим и резко захлопнул дверь купе, еще один шаг, и он почувствовал спиной дверной проем тамбура.
В другом конце вагона сразу два ствола разразились огнем. Бондарев пригнулся, выстрелил в ответ, заставив противников вновь спрятаться, и буквально вкатился в тамбур, ногой закрыл за собой дверь, повернул универсальным ключом защелку. Выбросил на ладонь обойму, заглянув в прорезь — пружина подпирала всего четыре патрона, пятый находился в стволе. А охрану поезда еле вмешали два вагона. И даже если допустить, что она не сплошь состояла из предателей, лучше было за дверь не высовываться. Дальше отступать было некуда. За пневматической дверью вагона, замыкающего состав, бешено извивались две ниточки рельсов, сливались в однообразное серое полотно бетонные шпалы, мелькали стволы берез.
Две пули ударили в дверное стекло, но на нем лишь появились кратеры сколов — триплекс выдержал пистолетные выстрелы. Задергалась ручка, послышались голоса:
— Выковырять его!
— Чем?
— Ломай!
В дверь ударили чем-то тяжелым. После чего в стекло уже безбоязненно заглянула наглая морда с раскосыми глазами, расплюснутый нос оставил потный след. Ручка пистолета сделала еще два скола. Затем дверь вновь содрогнулась. Клим сообразил, что его видно не хуже, чем рыбку в аквариуме с мощной подсветкой. Он, особо не таясь — бронированная дверь пока еще надежно прикрывала его, поднялся и одну за одной вывернул лампочки, благо плафоны легко отщелкнулись. Тамбур утонул в сгущавшихся вечерних сумерках. Бондарев сорвал пломбу и привел в действие пневматику — створки хвостовой двери с шипением разъехались. Ворвался ветер, он бился в тесном тамбуре, оглушительный перестук колес вдавливал барабанные перепонки. Стремительно убегающая к горизонту, отливающая в сумеречном свете колея манила, словно магнитом тянула прочь из вагона. Но прыгать на такой скорости было почти безумием. Президентский поезд мчался как сумасшедший, наверстывая отставание от графика.