Разборки дезертиров
Шрифт:
Увлекшись беготней, мы могли проскочить широкий отворот влево, что сыграло бы на руку дезертирам. Но последние оказались глупее фазанов. И страх быть пойманными их просто уничтожал. Дробные очереди из двух автоматов – в ушах стало тесно! Я бежал с фонарем и прекрасно все видел. Стреляли слева, настолько плотно, что у бегущих шансов просто не было. Солдат споткнулся, закричав, рухнул второй, задергался, словно кукла-марионетка, пробитый сразу десятком пуль. Сержант, натасканный в учебке, выставил перед грудью автомат, словно хватался
– Капитан, у меня граната…
– Бросай! – Кому какое дело, откуда у сержанта граната? Потом разберемся. Изящный бросок – и кусочек металла по навесной полетел за угол. Мы сели на корточки, зажали уши. Ленька помалкивал. Булдыгин ворчал, что он невыносимо стар для всего этого дерьма…
Двоих солдат в этот вечер Родина не досчиталась. Снова взвоют на Руси матери, помчится «неотложка», зарыдают девчата… Нашпигованные свинцом, они лежали в проходе и смотрели на сырые стены большими детскими глазами. Чертыхнулся капитан, перешагивая через трупы. Промчался к месту взрыва сержант. Охнул, падая перед приятелем последний уцелевший солдатик…
– Ну и дерьмо, – совершенно в точку прокомментировал Аристов, подбирая автомат. Сел на корточки, опустошая подсумки, сунул мне в «подол» запасные рожки. – Держи, прокурор. Будем воевать – чует мое слабое сердце, скоро, кроме нас, некому будет.
– А типун на язык не хочешь?! – взревел Хомченко.
Ждать подхода подкрепления, очевидно, смысла не было. Да и где его искать? Пока выберешься на дорогу, пока дождешься. Держа автоматы на изготовку, уцелевшие подобрались к тому месту, где разорвалась граната.
– Опять ушли, черти, – зло сплюнул Капустин.
Местечко перед нами открывалось в высшей степени любопытное. Нехарактерное какое-то для данной местности. В минувшие столетия здесь трудились карстовые воды. Скалы за спиной теснились полукругом. А впереди – пещеристые надолбы, словно застывшее штормовое море, испещренное разломами и впадинами. Как долго тянется это безобразие, и можно ли через него пройти, убедительно подсказал бы дневной свет. А в свете маломощных фонарей мелькали лишь фрагменты пористых глыб и покатая чаша под ногами со смещенным днищем, в котором различалась наклонная трещина в окружении груды валунов.
Днище чаши было усеяно стреляными гильзами от «калашникова».
Мы стояли на краю чаши, не замечая моросящего дождя, и сосредоточенно чесали затылки. Маломерка-солдатик спустился на полшага и поглядывал на нас в нетерпении.
– Торопишься погибнуть, рядовой Балабанюк? – каркнул Капустин.
– Уйдут же, товарищи командиры, – всхлипнул солдатик. – Они Петруху Осипова убили… И Витьку Шубина… Замочу, гадов…
– Отставить, солдат, – пробормотал Хомченко. – Нарвемся на засаду, всех, ур-роды, положат. Второй гранаты нет, Капустин?
– У меня и первой-то не было, – огрызнулся сержант. – Вы же не видели, товарищ капитан? И вы, товарищи военные прокуроры?
– Я не видел, – вздохнул Аристов.
– Позвольте смелое предположение, господа офицеры и военнослужащие срочной службы, – пробормотал я. – Дезертиры неспроста сюда явились. Под нами – вход в пещеру. Куда она тянется – вопрос сложный. Но беглецы целенаправленно шли по дороге, чтобы в нужном месте свернуть и забраться в щель. Ориентир – не боюсь ошибиться – высокая разломанная скала.
– Потом будем думать, – отмахнулся Хомченко, – в спелеологи мы еще не записывались… Ямка-то, судя по всему, немаленькая.
– Глубочайший в мире карстовый провал – пещера Пьер Сен-Мартен во Франции, – глухо отчитался Булдыгин. – Полтора километра в глубь земли. Эти штуки коварные и непредсказуемые. Бывает, целые дома в городах проваливаются в карстовые полости…
– Да ладно вам жуть нагонять, – поморщился сержант и неожиданно для всех спрыгнул в чашу, отпихнув солдатика. Подкрался к щели, клацнул затвором и выпустил в черноту короткую очередь…
Спускались в гнетущем молчании – действительно довольно долго. Узкая извилистая трещина под углом в сорок градусов была усеяна крошевом, огрызками камней. Мультфильм снимать впору – «Штрек». Спина сержанта качалась перед глазами. Кто-то оступился, упал – клял сдавленным шепотом эти «пещеристые тела». Я тоже не устоял, поскользнулся и чуть не сбил Капустина. Успел воткнуть пятку в настенную неровность. Отвалился целый пласт, хрустнул позвоночник, впечатления просто одуреть. Ленька перестал прикалываться, Булдыгин не ворчал. Только пятки шоркали да камни периодически катились по тропе…
Это были настоящие пещеры, отработанные подземными водами в известняках. Мы спустились в глубокую полость, обросшую застывшими подтеками величиной с добрую колонну, откуда уровнем ниже попали в низкую камеру, уводящую в черноту. Капустин сделал знак, шепотом предупредил, чтобы заткнули уши, и ударил веером. Реакции не последовало. Тогда он лег плашмя и сунулся за угол. Пробороздил лучом сырые стены, сделав экспертное заключение:
– Чисто.
– Минуточку, сержант, – предупредил я. – Учти, у дезертиров должны быть фонари. Знали, куда шли. Они не кошки.
– Уже сообразил, товарищ прокурор, – хмыкнул сержант. – Передвигаться они будут только с фонарями, а вот сидеть в засаде можно и без.
Но беглецы, похоже, ушли. Посоветовав сержанту поменьше упражняться в стрельбе, капитан Хомченко перехватил бразды правления и выдвинулся в голову колонны. Двигались гуськом, втянув головы в плечи.
Протяженная галерея, стены скользкие, сырые, в причудливых наплывах, гулкая капель в укромных уголках. Отворотов пока не было – сумрачный грот тянулся извилистой змеей, то сужаясь, то расширяясь, и, судя по не слишком приятным ощущениям, неуклонно забирал вниз.